Алекс Май - Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви

Чтобы мама, когда вернется, не грохнулась в глубочайший обморок прямо в прихожей, заставил всех, кто мог передвигаться самостоятельно, заняться приборкой и даже стиркой.

После, измученные таким вот весельем, вышли на улицу.

Не знал я тогда, что живет в центре города зеленоглазая, тоненькая и гибкая, как тростинка, девочка Таня. Когда мы были совсем маленькими, наши мамы гуляли по мурманским бульварам, а мы лежали в колясках в ничтожном полуметре друг от друга. Не догадались мамы положить нас тогда в одну коляску, а зря.

Многого я тогда не знал, потому целовался взасос тем новогодним утром с какой-то вертлявой растрепанной пэтэушницей и пропитался, минут через десять, противным запахом дешевой косметики.

В этот Новый год выключил телевизор и поставил диск с нежными песнями Барбары Стрейзанд.

Плавно, как дервиши, кружились, танцевали, погружаясь друг в друга, чутко прислушиваясь к общим ощущениям, заполнившим наши души.

Закрыв глаза, вдыхая неповторимый аромат ее волос, я видел перед собой пульсирующие светлые пятна Любви, Нежности и Доверия, окруженные ореолами маленьких звездочек, вспыхивающие на темном фоне занавеса, сотканного из еще нескольких чувств, связанных именно с Новым годом и неожиданно проявившихся еще пару лет назад…

Да, мне было 14, когда новогодней ночью к обычной детской радости впервые добавилось нечто новое, пугающее и волнующее одновременно…

Как правильно назвать смесь легкой грусти, отдаленно маячившего отчаяния и непонятного, показавшегося мне тогда предсмертным, умиротворения? Может, это было Смирение? С чем? Не знаю, но помню, что не веселым, в общем, показалось мне то состояние, но и не ужасным. Словно хлебнул глоток слишком крепкого, выдержанного веками экзотического напитка. Может, это был ритуальный коктейль для взрослеющих детей? Первая эмоционально-психологическая подготовка к взрослой жизни?

Кто-то неизвестный щедрой рукой незаметно подливал этот напиток и в этот, наш первый с Таней Новый год.

Пластинка давно закончилась, а мы все кружились и кружились, зная, что наши, разделенные телами, частички души уже слились, стали целым… Ведь так оно и бывает? Это потом появляются ножки и ручки, маленькое тельце, головка. Ведь для начала надо, чтобы души слились?

Так мы вступили, втанцевали в новый 1990 год.

Новогоднее желание сбылось.

Я не расставался с Таней дольше чем на час. Жизнь стала размеренной, словно в нас пробудились особые вирусы, подхваченные еще в Финляндии. Ходили в сопки кататься на лыжах, с субботы на воскресенье ездили на турбазу, подолгу гуляли по улицам и скверам.

У Антонины Сергеевны перестало прыгать давление, она заметила, что мы изменились, стали более спокойными, без претензий на «богемность», без «диких», по ее мнению, выходок.

Про репетиции в ДК забыли, играли дома. Тане захотелось научиться играть на гитаре.

– Тань, смотри, две струнки на втором ладу, только прижимай их покрепче – учил я ее играть «Время колокольчиков» Башлачева. – Попробуй, стараясь остальные струны не задевать… Запомни – это ми минор. А вот этот – сложнее – до, его еще «лесенкой» называют… Гениальная все-таки песня, ты согласна? Всего два аккорда, один минорный, другой мажорный…

– Да, – соглашалась она, – минорный и мажорный, а вместе, да еще со словами… Холод по спине. Как от ритуального напитка, который и я чувствовала, как взрослеть стала, только определения не смогла дать. Сложно давать названия, когда несколько эмоций, чувств одним куском замораживаются в душе. Может? Знаешь, ты, наверное, прав… Смирение это… только необычное смирение, не окончательно смиренное…

Таня брала аккорды, не сразу, конечно, они стали звучать так, как следует, но она старалась. Старалась настолько, что от постоянных уроков, от стальных струн у нее болели пальцы. Помню, что после занятий я подолгу дул на покрасневшие, с наметившимися мозолями пальчики.

Нам очень хотелось своей акустической музыки – красивой и медленной… Без Ленина и хуев.

Однажды вечером к нам в гости пришел Паша Пых – завсегдатай рок-клуба и бара «Фрегат».

– Куда вы пропали? Концерты пропускаете… Забыли про нас? – упрекнул Паша за чашкой кофе.

– Да не хочется, Паш… Мы в спячке зимней, как медведи, – ответила ему Таня.

– Ребята, имею честь пригласить вас на дачу. Спать хотите? Знаете, где лучше всего отдыхать и спать? На моей даче! – рекламировал свою дачу Паша. – Без вас скучно будет…

– Ну, вряд ли мы кого развеселим, если спать там будем, – улыбнулся я. – А где дача?

– Станция Кица, поехали, а?

– Так и быть – долой спячку! Сообщи заранее, когда и где сбор.

– Само собой, я позвоню, – пообещал Паша.

Дача досталась Паше в наследство после смерти отца, заядлого любителя рыбалки и охоты. Для отдыха между этими двумя занятиями он выстроил добротный двухэтажный дом с баней. Вокруг – высокие сосны, неподалеку пологий откос, внизу – речка. Воздух – чище не бывает. В маленьком гараже – снегоход, не такой, о каком мечтал финский парень, попроще, но в рабочем состоянии. Значит – покатаемся.

Здорово!

Натаскали воды. Затопили печку и баню.

Таня, Оля и девушка Пыха принялись накрывать на стол. Впереди – два дня на природе! C нами приехал и гитарист Троцкий, прихвативший с собой, для веселья, как он выразился, тройку совсем молодых, лет по четырнадцать, панков – Зеленого, Глэммера и Колю-педика. Педиком Колю прозвали за необычайно высокий от природы голосочек. С сексуальной ориентацией у него все было в порядке, но жестокая порой рок-братия окрестила его «педиком». Со временем Коля перестал обижаться. Иногда, правда, возникали небольшие недоразумения с обычными гражданами, как, например, в этот раз… До Кицы добирались на электричке, пели песни под гитару, потом кто-то произнес: «Педику гитару дайте!» Пассажиры стали боязливо коситься на щуплого длинноволосого Колю.

Когда стемнело, а во время полярной ночи темнеет рано, уселись вокруг большого стола. Тут же недосчитались двух панков – Зеленого с Глэммом. Куда подевались? Стали искать, весь дом обыскали, а они, оказывается, на чердак залезли, сидят тихонько, бензин из маленькой банки нюхают, мозги палят. За уши стащили их вниз, а они говорят: мы феномен исследуем! Какой-такой феномен? Понимаете, говорит Зеленый, если несколько человек бензин одновременно нюхают, то в одно и тоже время им слышится, будто ворона каркает. Прямо в ухо! Звук такой: Каррр!!! Ну и как? Каркнула ворона? Да! Да! Каркнула!!! Ну, а дальше-то что? Дальше? Думать надо – почему так происходит. Зачем? А хрен его знает! Романтики, одним словом… Ворон бензиновых считают.

Паша куда-то сбегал, принес мерзлого сига, мы попробовали настоящую строганину. Вкусно, даже экзотично! Панки просили меня написать им пару песен, твердили, что мы здорово выступили на фестивале рок-клуба… Подхалимы. Мы пили только красное вино. На водку наложено табу – Таня отказалась от крепких напитков. Я тоже – в знак солидарности.