Array Антология - Новая книга ужасов (сборник)

Я пытался ударить в него голубой молнией из ментальной силы, как кто-то из комиксов Марвел, но вмешательство в разум других людей так не работает. Ты не закидываешь себя внутрь с помощью психического тарана. Это форменная ерунда, которую извергают несимпатичные люди на общественных кабельных каналах, говоря о Силе Любви и Силе Разума, о вечно популярной и вызывающей желание наступить на ногу Силе Позитивного Мышления. Дерьмо. Этим глупостям я верить не собирался!

Я попытался представить себя внутри, но это тоже не сработало. Я попробовал очистить свой разум и проплыть насквозь, но все без толку. И в этот миг я осознал, что я на самом деле не знал, как захожу в пейзажи. Я просто… заходил. Вот я уютно устроился в уединении собственной головы, а в следующий миг я уже там, в чьем-то еще пейзаже. Действие было мгновенным, подобно телепортации – которая так же невозможна, как и телепатия.

Но сейчас, будучи привязанным к креслу, когда мне уже готовились надеть на лицо кожаную маску – чтобы зрителям не пришлось видеть дым, выходящий из моих глазниц, и маленькие искорки от горящих волос в носу, – когда мне срочно нужно было войти в пейзаж Генри Лейка Спаннинга, меня полностью выключило. И вот тогда , в этот миг, я испугался!

Быстро, не дожидаясь, пока я ему откроюсь, он был внутри моей головы.

Он впрыгнул в мой пейзаж.

– Я смотрю, у тебя на обед был отличный сандвич с ростбифом.

Его голос был сильнее, чем тогда – когда я пришел к нему на свидание год назад. Гораздо сильнее он звучал внутри моей головы.

– Верно, Руди. Я – то, что, как ты подозревал, должно где-то существовать. Еще один. Сорокопут, – он помедлил. – Я вижу, ты это называешь «прогуляться по пейзажу». А я просто назвал себя сорокопут. Птица-палач. Одно не хуже другого. Странно, не правда ли? За все эти годы мы не встретили больше никого. Должны быть и другие, но я думаю – хотя и не могу доказать, у меня нет никакой статистики, просто безумная мысль, которая появилась годы и годы назад, – что они не умеют этого делать.

Он смотрел на меня с другого конца пейзажа своими прекрасными голубыми глазами, в которые влюбилась Элли.

– Почему ты не сказал мне раньше?

Он печально улыбнулся.

– Ах, Руди-Руди-Руди-Руди, несчастный ты невежественный негритенок. Потому что мне надо было тебя обмануть, парень. Мне нужно было наладить медвежий капкан, позволить ему захлопнуться на твоей тощей ноге и сдать тебя. Вот, позволь мне очистить воздух…

И он смахнул все махинации, которые проделал со мной год назад, когда он с такой легкостью прикрыл свои истинные мысли, свое прошлое, свою жизнь, настоящий вид пейзажа – словно обманул камеру наблюдения, подсунув закольцованную пленку, которая показывает, что все спокойно, тогда как на деле местечко грабят. В тот момент он не только убедил меня в собственной невиновности, но и в том, что настоящий убийца скрыл свои отвратительные деяния от рассудка и жил образцовой жизнью. Он прошелся по моему пейзажу – все это за секунду или две, потому что в пейзаже время не движется, подобно тому как проведенные во сне часы оборачиваются тридцатью секундами в реальности – и вычистил все фальшивые воспоминания и предположения, логическую структуру последовательных событий, которую он туда поместил, чтобы она соединилась с моей настоящей жизнью. Истинные воспоминания, которые он изменил, обернул во что-то еще и перетасовал, чтобы я сам поверил, что совершил все семьдесят жутких убийств… Чтобы я поверил в миг ужасающего осознания, что я – чокнутый психопат, который пересекал штат за штатом, оставляя груды изрезанной плоти на каждой остановке. Что заблокировал, затопил, подделал – все это я. Старый добрый Руди Пэйрис, который никого не убивал. Я был простофилей, которого он поджидал.

– Ну вот, паренек. Понимаешь теперь, как оно по-настоящему? Ты ничего не совершил. Чист как свежий снег, ниггер. Вот тебе истина. И ты оказался прямо находкой. Я никогда даже не подозревал, что есть еще такие, как я, пока Элли не пришла меня допрашивать после Декейтера. И вот там, прямо в ее разуме ты и был, большой и черный, как Великая Белая Надежда. Не прекрасна ли она, Пэйрис? Не похожа ли она на женщину, к которой нужно выбрать нож? На то, что вскрываешь как отменный фрукт, вызревший на солнечном летнем поле, из чего выпускаешь весь пар… может быть, на пикнике…

Он замолчал.

– Я хотел ее с момента, когда увидел. Теперь ты все знаешь. Я мог бы сделать все грязно, закогтить Элли, как сорокопут, в миг, когда она вошла в камеру для допроса. Просто прыгнуть в нее – таков был мой план. Но этот Спаннинг поднял бы в камере такой шум, орал бы, что он не мужчина, а женщина, не Спаннинг, а заместитель прокурора Эллисон Рош… слишком шумно, слишком много сложностей. Но я мог бы это сделать, прыгнуть в нее. Или в охранника, а потом разделать ее в свое удовольствие, следить за ней, найти ее, заставить дымиться… Кажется, вам плохо, мистер Руди Пэйрис? Почему так? Потому что вы умрете вместо меня? Потому что я мог в любой момент перехватить ваш разум, и не сделал этого? Потому что после всей вашей жалкой, бессмысленной, паршивой жизни вы, наконец, нашли кого-то похожего на вас, а мы даже поговорить нормально не можем? Ну, это грустно, это по-настоящему печально, паренек. Но у тебя не было ни шанса.

– Ты сильнее меня. Ты меня не впустил, – сказал я.

Он тихо рассмеялся.

– Сильнее? Ты думаешь, в этом все дело? В силе? Ты все еще не понимаешь, да? – его лицо теперь внушало страх. – Ты не понимаешь даже сейчас, сейчас, когда я все вычистил, когда ты можешь видеть , что я с тобой сделал, да? Ты думаешь, я оставался в этой камере, прошел через суд, все это потому, что я ничего не мог сделать? Несчастный ты черномазый растяпа. Я мог бы закогтить кого-нибудь в любой момент, когда бы пожелал. Но впервые повстречав твою Элли, я увидел тебя .

Я сжался.

– И ты ждал?.. меня? Ты провел все это время в тюрьме, просто чтобы добраться до меня?..

– В момент, когда ты ничего не мог бы сделать, в момент, когда ты не смог бы заорать: «Мой разум захвачен, я – Руди Пэйрис в теле этого Генри Лейка Спаннинга, помогите мне, помогите!». Зачем поднимать шум, когда требовалось просто дождаться благоприятного случая, подождать немного, подождать Элли и позволить ей тебя найти.

Я чувствовал себя индейкой, которая в силу идиотизма стоит под дождем, задрав голову и открыв клюв, и захлебывается.

– Ты можешь… оставить разум… оставить тело… выйти… прогуливаться и прыгать, постоянно…

Спаннинг захихикал как хулиган со школьного двора.

– Ты оставался в тюрьме три года, просто чтобы заполучить меня ?

Он ухмыльнулся. Умнее тебя.