Александр Маро - Аластор

За толстым листом двери скрывалось небольшое помещение, доверху заставленное всевозможными приборами, аппаратурой и стальными механизмами, с торчащими зубьями шестеренок и тяжелыми спицами валов. В дальнем углу из мутного полумрака проглядывались два старых деревянных стола и темное офисное кресло с упавшей спинкой. Столы были пусты, а все канцелярские приборы убраны в шкаф, стоящий неподалеку. В комнате плотно сидела пыль, и маленькие хлопья скользили по линзе яркого света, бьющего сквозь небольшое замызганное оконце. Сашку невольно привлек этот образ – торчащий в мутном стекле обрывок большого города. Живой, красивый, собранный из тысячи пестрых частей. Сколько было жизни в этом удивительном многообразии форм: в прочерченных, словно карандашом, ровных линиях улиц, в зеленых, растекшихся кляксами пятнах, в причудливых серых коробках с сотами прорубленных окон, в ярких гранях деловых высоток. Это была целая стихия – море цивилизации, расплесканное до самого горизонта и более всего будоражащее человеческий ум здесь, на вершине высокой стены.

– В этом окне отражается осколок «большого яблока», – вскользь бросил Аластор, выискивая на стене кнопку вызова лифта.

– Я был в этом городе, – заговорил Сашка, нехотя оторвавшись от невольного любования, – но никогда не видел его таким…

Аластор замер, будто услышал какую-то давно повторяемую ересь, и обреченно покачал головой.

– Легко поддаться искушению, когда любуешься им на расстоянии, – холодно заметил он, почувствовав странное неравнодушие к словам мальчика. – Но нам придется окунуться в него целиком. И тогда иллюзия его очарования развеяться сама собой.

Будто подтверждая эту мысль, он вдавил пальцем маленькую пластмассовую кнопку в стену, и створки лифта тут же наполнились глухим дребезжанием подъемных механизмов.

– Неужели мы спустимся на этом лифте вниз? – удивился Сашка.

– Ты предпочитаешь веревку? – без всякого интереса поинтересовался Аластор.

– Нет, но… – замялся было Сашка, но тут же у него в голове промелькнул железный довод: – А как же охрана?! Здесь должна быть охрана! Ведь стену не просто так построили?

– Охрана есть! – не противился Аластор. – Но ее слишком мало. Не хватает даже камер слежения, чтобы насытить весь периметр города. А что касается стены… то ее предназначение вовсе не для того, чтобы останавливать натиск хорошо вооруженных врагов или вездесущих шаек головорезов.

– Разве нет? – удивился Сашка.

– Нет. Стена все равно их не остановит. У нее иное предназначение. Сдерживать орды нищенствующего населения, бурлящего за пределами этих стен, – вот ее основная цель. Этот островок спокойствия не должен быть потревожен потрясениями бушующего мира. Аристократия и часть населения боится этого более всего на свете. Эта стена построена, чтобы сюда не проникали, такие как ты и тебе подобные. А для этого и существующей стражи вполне достаточно.

– Но нам же удалось…

– Один или двое – город еще может их переварить. Но если их будут тысячи… Надеюсь, ты понимаешь.

– А что если нас поймают? – вдруг спросил Сашка.

– Нас предадут гуманному суду и в качестве особой милости заменят смертную казнь каторжными работами на рудниках.

– То есть как?!

– Не беспокойся. Этого не произойдет.

Долгий и тревожный гул, наконец, стих, и двери со скрипом отошли в сторону.

– Да, и запомни! – тяжело произнес Аластор, будто спеша поделиться важной информацией сейчас, когда еще не было поздно. – Приступив городскую черту, ты окажешься во враждебном тебе мире. Ты должен опасаться всего. Твой страх – это единственная гарантия того, что ты выберешься из этих трущоб живым. Это место гораздо опаснее, чем скалы Красной пустыни.

– Я постараюсь, – как-то не очень уверенно проговорил Сашка и вслед за Аластором шагнул в распахнутые створки лифта.

Просторная кабина, утопленная в легком полумраке, качнулась и плавно поплыла вниз. Наступила какая-то холодная тишина, и Сашка ненадолго погрузился в размышления. Он верил в бесконечные силы Аластора, но… нужно ли было подвергать себя такому риску? Может быть, был другой способ? Быть может, следовало вообще сбежать куда-нибудь по дальше, где никто и никогда не сможет отыскать их. Спрятаться, утаиться… Впрочем, нет – правда стоила всех усилий, всех жертв! Это требовала память! Этого требовала тень деда: в мыслях, в поступках, в еще не остывших чувствах.

Лифт остановился и слегка подпружинил. Створки не спеша потянулись в сторону, издавая натужный скрип, будто раздираясь от желания немедленно остановиться, и яркий, совершенно причудливый мир в одно мгновение залил сознание своим естеством и пестрой плотью.

Кусок сухой, мертвой земли, перепаханной гравием и фрагментами закаменевшего бетона, отделял возведенную стену от вереницы небольших кирпичных домиков, почти утонувших в густом лесу разросшихся садов и уличных деревьев. Это был самый что ни на есть лес: неряшливый, редкий, грязный – но именно лес, затопивший чахлые строения. То тут, то там вспыхивали пестрые шапки крыш, с торчащими дымовыми трубами, покрытыми толстым слоем сажи. Кое-где проглядывали и пустые глазницы окон, с серым проблеском мертвой тишины, а из-под покосившихся, ветхих заборов виднелись заброшенные подворья. Узкие улочки, словно ручейки талой, грязной воды, стекались к стене, и представляли на выбор с десяток путей, куда можно было направиться в дальнейшем. Аластор выбрал ближнюю: усыпанную мелким камнем и битым кирпичом дорогу, зигзагами убегающую куда-то вглубь густых зеленых дебрей.

Шел он небыстро, будто давая возможность внимательней осмотреть окружавшую их действительность. Увидеть четкие следы растущего запустенья. Почувствовать гнетущее опустошение от омертвевшего пейзажа. В нем будто еще тлели огоньки прежней жизни: то промелькнет на дороге старый, бетонный столб электропередач, с оборванными лохмотьями кабелей, то вспыхнет фасад милого уютного домика с верандой, затянутой старой лозой винограда. И будь Аластор хоть немного заражен вирусом эгоистичного превосходства, он не преминул бы напомнить: «На расстояние все выглядит иначе, помнишь? А город… вот он. И тут он не так прекрасен, как выглядит с высокой стены». Но он был не таким, и предпочитал, молча двигаться вперед, глотая насыщенный тошнотворным запахом гниющего мусора воздух.

На узкой улице было полно собак: рыжих, черных, с бурыми пятнами и куцыми хвостами. Они казались единственными хозяевами этих мест и чувствовали себя по-нахальному уверенно. Даже при появлении чужаков не бежали и не таились в осмотрительном ожидании – вовсе нет. Спокойно и несколько лениво они продолжали рыться в мусорных навалах, не обращая никакого внимания на приближение людей, будто между ними существовал негласный договор о дружеском нейтралитете. Что ж, если подобное и имело место, то нарушать его, видимо, не собиралась ни одна из сторон, и это действовало успокаивающе. Собак было много, и они определенно могли представлять собой существенную силу, если бы того захотели. Но четвероногие существа были настроены миролюбиво, по крайней мере пока.