Чайна Мьевиль - Три момента взрыва (сборник)

Маккалох сел в машину. Уилл наклонился к его окну и прошептал:

– Она разговаривает с землей. Каждый раз, когда думает, что мы ее не слышим.

– И что я могу поделать? – ответил Маккалох.

– Но вы ведь хотите нам помочь, правда? – сказал Уилл. – Сам не знаю. – Его опустошенный тон неприятно резанул Маккалоха. – Она хочет, чтобы я занялся световым анализом блесток внутри конечности, – продолжал Уилл по-прежнему шепотом. – Но это не моя специальность. И вообще… – Он помешкал. – Мне кажется, что она ее все-таки украла.

Маккалох уставился на него. Уилл кивнул. Маккалох не успел спросить его, что тот имеет в виду, как парень шагнул назад и помотал головой.

Геншер сел в машину Паддика, Маккалох завел свою и поехал за ними по неровной дороге, наблюдая, как уменьшается в зеркале заднего вида раскоп и как Гилрой прыгает в яму прямо в своей неподходящей одежде.

София стояла и смотрела на своего профессора в упор, сложив на груди руки. Уилл смотрел вслед Маккалоху.

Он доехал за Паддиком и Геншером до города, но там позволил им оторваться. А сам через пару минут затормозил на бетонной обочине.

Земля вокруг выглядела так, словно когда-то ее культивировали, но потом забросили. Он увидел канавы и заросшие остатки изгородей, почуял запах деревни. На некотором расстоянии от него под углом к дороге стоял большой рекламный щит. Надпись на нем давно стала нечитаемой. Части панели выпали на землю, и сквозь образовавшуюся дыру Маккалох видел вулкан. Где-то на его склоне шел дождь.

Стемнеет еще не скоро. Он развернул машину и поехал на север, мимо своего поворота. В холмы. Навстречу ему попадались разные заведения: строительная компания, кафе для водителей-дальнобойщиков, неизвестно кому здесь нужный центр садоводства. Несколько лет прошло с тех пор, как он был тут в последний раз. Из-за перепада высот растения тут были совсем другие, чем внизу, в Эламе. Погода стояла прохладная, но солнечный свет почему-то напомнил ему о летнем зное. Мимо пролетел кардинал.

Когда солнце наконец стало садиться, он спустился назад, к югу, долго следуя всем изгибам прихотливо-извилистой дороги. Время он рассчитал правильно: как раз стемнело, когда он снова припарковался у въезда на раскоп. Из бардачка он вынул фонарик.

Держа руки в карманах, Маккалох прошагал по тропе около мили. У входа стояли двое новых охранников, но они были молоды, скучали в малолюдном месте и потому развлекались как могли: болтали и курили у огороженного веревкой входа. Маккалох прислонился к дереву и наблюдал за ними, почти не прячась.

В палатке для жилья горел свет. Маккалох решил обойти лагерь кругом.

Он слышал голоса Софии и Уилла, но слов не разобрал. Его ухо уловило знакомый звук – кто-то открыл банку с шипучкой, – и ему захотелось пить.

Уже у самой красной палатки Маккалох услышал шепот.

Окна были закрыты, пластиковые занавески опущены. Луч фонарика круглым светлым пятном скользнул изнутри по матерчатой стенке. Маккалох ступал теперь совсем тихо, особенно заботясь о том, чтобы его тень не падала на палатку.

Внутри была Гилрой.

Торопливо нашептывая слова, она вела долгий тихий монолог. Маккалох приложил ухо к палатке. Голос то понижался, то снова повышался, напряженный, но контролируемый.

– Каждую ночь я пытаюсь, – сказала она. Помолчала, как будто вслушиваясь в ответ. – Сейчас ничего уже не изменить, все останется так, как есть. Ты знаешь это. Многое теперь не такое, как раньше, но многое осталось прежним. Так что давай. Пожалуйста. Давай.

Поверхность палатки едва заметно вибрировала в такт ее словам. Ее голос постепенно стихал, замирал, истончался до пределов слышимости. Она стояла на четвереньках или на коленях.

– Давай же, – повторила она. – Что тебе для этого нужно? – Голос сделался совсем глухим. Наверное, она наклонилась и произносила слова близко к земле. Прямо в землю. – Чего ты ждешь? Я сделаю все, что смогу. Давай же.

Она говорила все тише и тише, пока, наконец, Маккалох вовсе не перестал различать слова, только молящий шепот. Потом она, видимо, передвинула свой фонарь, потому что на ткани палатки вдруг вспыхнули созвездия разноцветных огней. Наверное, она специально направила луч в слепок конечности или в половинный торс, чтобы вызвать этот световой взрыв, подумал Маккалох.

Он услышал, как она с усилием закряхтела. Наверное, что-то поднимала, какую-то тяжесть. Он представил себе, как она баюкает это что-то, прижимая его к груди, словно ребенка.

Повсюду уже погас свет. Мимо текли минуты – тягучие, темные, беззвучные.

Наконец Маккалох услышал, как она встает и отряхивается. Палатка вздрогнула, когда она сначала просвистела «молнией», а потом откинула входной клапан.

Пока она выбиралась наружу, сквозняк колыхнул ближайшую к Маккалоху занавеску и слегка сдвинул ее в сторону. Теперь можно было заглянуть в темное нутро.

Убедившись, что она не возвращается и никто другой тоже не идет, он включил свой фонарик и направил его тонкий луч прямо в кристаллизованные останки.

Взрыв света заполнил палатку. Огненная метель заплясала внутри, то рассыпаясь отдельными сполохами, то снова сливаясь в единое пламя, несравненно более яркое, чем то, которое вызвал луч от фонаря Гилрой, такое яркое, что Маккалох испугался, ахнул и даже не сразу нашарил кнопку своего фонарика.

Он подождал сам не свой от страха. Однако сияния никто, видимо, не заметил. Никто не пришел. Маккалох опустился на холодную землю и стал ждать, пока успокоится сердце.

Все жители острова ходили по склепам. Ничего не подозревающие кроты и другие земляные твари соединяли своими ходами пустоты, оставленные трупами людей и животных, нанизывая подземные полости на нить продолжающейся жизни.

Когда смола станет единственным материалом, из которого будут делать слепки – а это обязательно случится, – то он, Маккалох, закупит целую партию новых безделушек. Брелоки и куклы не будут больше матово-белыми, они станут прозрачными и хрупкими на вид. Китайцам придется запустить целые новые линии по их производству.

Образцов станет не хватать. Гипсовые мертвецы могут быть либо целыми, либо никакими: целого мертвеца можно посадить в альков сторожить комнату, но стоит его уронить, и он превратится в жалкий огрызок величиной с кулак, ни на что больше не пригодный. Маккалох твердил себе, что в таких останках нет ничего привлекательного для воров, и уж кому, как не ему, знать это, ведь он сам был когда-то одним из них. А вот со смолой ничего не сделается: разрежь ее на куски, отшлифуй и повесь каждый на цепочку, и вот, пожалуйста, – фрагменты погребенных в земле коллаборантов станут редкими украшениями.

Маккалох не помнил, кто водил его в пещеры Чизлхерста [10] Пещеры Чизлхерста – система рукотворных тоннелей в юго-восточном пригороде Лондона, где во времена древних римлян и англосаксов добывали мел и кремни. Популярный аттракцион для туристов. , когда он был мальчишкой. Зато он хорошо помнил, как стоял там, в подземной пустоте, и думал. Конечно, тогда у него не могло быть таких мыслей, они пришли позже, и все же, когда он вспоминал о своих детских впечатлениях теперь, ему казалось, что он знал – эти полости оставили тела древних гигантов, умерших и разложившихся там, где суждено было потом стать Лондону.