Николай Асламов - Шаг вперёд, два назад

Но даже такие дни, проходившие в постоянном ознобе, слабости, боли, корчах и вони из гниющей раны, к которой сам ландскнехт привык, а окружающие нет, были лучше, чем все те годы, когда он горбатился на поле. Ганзейские города 26 26 Ганза – союз городов, преимущественно немецких, торговавших в акватории Балтийского и Северного морей. В XIV—XVI веках фактически контролировал торговлю в этом регионе, пока не был вытеснен голландскими купцами. хотели все больше и больше зерна, и благородные господа Померании с охотой им это зерно продавали, все жестче прижимая крестьян и заставляя их чаще работать на барщине. Один день превратился в два, а потом в три. Когда свою-то землю обрабатывать, если в воскресенье никто не работает? По ночам что ли? А еще и десятину платить надо! Штефан Неггер помыкался-помыкался и плюнул. Пускай другие бурьян распахивают, а он, пока молодой, попытает счастья в другом ремесле.

И с тех пор, как он принял это решение, звонкое серебряное счастье улыбалось ему всегда, кроме того злополучного дня, отравившего ему кровь и существование. Костлявый скоро заберет его, это правда. Но только не сегодня! Ой, не сегодня! Этой ночью Штефана ждали рейнское вино и ласки рыжеволосой бестии, голодной, как суккуб, и неистовой, как буря.

«Может, все-таки к лекарю завернуть? Деньги-то есть…»

Ландскнехт на ходу обдумал эту мысль, но решил, что тратить время, чтобы узнать очевидное, совершенно ни к чему. Отлить в прозрачную колбу и наблюдать, как полковой врач, прищуриваясь, рассматривает жидкость со всех сторон, нюхает и чуть ли не пробует на вкус, было бы, конечно, весело, но пользы от этого – с гулькин нос. Так что Штефан решил обойтись привычными средствами для снятия боли. Завернуть к фургонам маркитантов – минутное дело, а потом уже Сабина…

– Брат Штефан, постой! – послышался за спиной запыхавшийся голос Эмиха.

– Отвали, – беззлобно буркнул Штефан, не поворачиваясь. – Завтра будешь отыгрываться.

– Я не за этим! – снова крикнул Эмих. – Ты что-то обронил, брат! Вон, в траве блестит.

Штефан, скрипнув зубами от досады, развернулся к назойливому товарищу. Тот уже сидел на корточках в десяти шагах и шуровал рукой в траве.

«И вправду, что ли, трофеи подрастерял? А если не мое, так мне же и лучше!»

Штефан подошел и наклонился, чтобы рассмотреть, много ли там лежит, и тут же получил ножом в лицо. Хорошо, что дернуться успел, иначе отхватил бы в шею, и тогда все, танцевать ему с Костлявым раньше срока. А так только щека располосована.

– Паскуда! – взревел Штефан, неуклюже отпрыгивая в сторону. – Братство предал? На добро позарился?!

Эмих отвечать не стал и вместо этого крепко пнул Штефана в раненое бедро. Он, конечно, успел руку подставить, но толку-то? Бывший крестьянин взвыл, заходясь от жуткой боли, и припал на одну ногу.

– Не люблю я проигрывать, брат… – произнес Эмих, медленно двигаясь влево, под больную штефанову ногу, и выписывая кинжалом финты и петли. – Особенно, когда на жизнь играем.

– Совсем сдурел? – сквозь стиснутые зубы прошипел Штефан.

Шваб опять не ответил. Он, танцуя с ножом, подскочил вплотную, собираясь прикончить Штефана, но тут его ждал маленький и очень острый сюрприз. Если бы не снова вспыхнувшая боль, которая сковала Штефана прямо в движении, Эмих точно попрощался бы с жизнью. А так успел развернуться боком, и лезвие Штефанова ножа всего лишь распороло куртку.

«Проклятье!»

Эмих снова атаковал с передней ноги, коротко ткнув вперед кинжалом. Штефан ловко сбил руку с оружием, зашел под открытый бок и собирался уже воткнуть лезвие под ребра этой скотине, как вдруг почувствовал, что не может пошевелить рукой.

Костлявые пальцы сжали его правое запястье крепче, чем кандалы. Штефан оглянулся через плечо, увидел голый череп, скалившийся ему редкими зубами, – и тут же получил кинжалом в горло. Острое лезвие вошло снизу, под подбородок, пробило нижнюю челюсть, нёбо и воткнулось прямо в мозг.

Хмурое утро медленно сменяло короткую майскую ночь. Кроваво-красная полоса только-только появилась на мертвенно-сером подбрюшье неба. Нехотя вылезавшее солнце еще не высушило росу, обильно выпавшую на траву, но уже осветило печальную картину ночной битвы торжествующих пороков с жалкими остатками добродетелей.

Собравшиеся братья были еще более хмурыми, чем небо. Еще не протрезвевшие или мучившиеся с похмелья, всклокоченные и, естественно, не выспавшиеся после ночного веселья, ландскнехты кучковались на утоптанной площадке за бруствером. Около двух сотен наемников, из которых от силы треть переживет сегодняшнее утро, но те, кто выживет, озолотятся и смогут, швыряясь деньгами налево и направо, дотянуть до нового штурма в пьяном довольстве и объятьях блудниц. Две сотни веривших в свою удачу. Потерянный отряд.

– Шевели ногами, мертвечина! Строимся, строимся!

Зычный голос фельдвайбеля легко перекрыл невнятный гомон смертников.

– Поживее, тупорылые! Ряды выровняйте! Что встали, как стадо баранов, в Бога душу вашу мать?!

– Зачем надрываешься, брат Клас? – буркнул кто-то из пришедшей в движение толпы. – Мы на штурм строем пойдем, что ли? Мишенью для пушек?

В замке, конечно, увидели скопление пехотинцев и возню в пробуждающемся лагере. Петер, которого команды фельдвайбеля давно не касались, видел на стенах какое-то шевеление, но стрелять со стен еще не начали. Орудия осаждающих тоже пока молчали.

– А ну, пасти свои захлопнули и построились! – продолжал разоряться фельдвайбель, то и дело ускоряя передвижения наемников то пинком, то зуботычиной. – Тут капеллан сказать чего-то хочет, потом причащать будет. Так что рыгать, бздеть и песни петь не велено! Велено стоять ровно и пучить глаза от счастья! Эй ты, мразь в полоску, флягу быстро выкинул! Да выкинул я сказал, а не выжрал! Шевелитесь уже, скоты ленивые!

К ору и побоям от Класа ландскнехты относились вполне снисходительно: это ведь его, фельдвайбеля, дело, простых кнехтов строить. Да и сам он не раз и не два вставал с ними рядом. Боец знатный, уважаемый, и просто так братьев не песочит. Другое дело – полевые капелланы. Этих птиц наемники терпеть не могли. А Петер Кирх по прозвищу Апостол и вовсе ненавидел.

Тщедушный священник, казавшийся еще меньше рядом с массивными братьями, облаченными в броню, пытался пробраться сквозь выровнявшиеся порядки, но никак не мог, то спотыкаясь о якобы случайно переставленное оружие, то падая, напоровшись на выставленный локоть или ногу.

– Перебирает святой отец с кровью Христовой!

– На ногах не стоит, лыка тоже не вяжет!

– Смотри, слово Божье по дороге не растеряй!

От былой угрюмости не осталось и следа. Потерянный отряд откровенно веселился. Как-никак глумиться над священниками – единственное развлечение перед боем, все остальные радости ждали наемников после.