Ю. Юрьев - Поезд на Риддер

Подъем с кресла отозвался резкой болью в пояснице. Сутулый, начинающий лысеть Кеншин раздвинул на стеллаже свесившиеся наружу языки холстов, нашел планшет. Заряженный в него портрет требовал доработки в контурах. Он поправил овал подбородка, затем подумал над источником света… и, вообразив его над своим левым плечом, решительно скосил тень от верхней точки переносицы к углу рта. Уголь приятно шуршал по ватману.

Помнится, одна дамочка, застав его за работой, поинтересовалась, зачем столь изящные черты натуры переносить на бумагу жирными, противными линиями, что оставляет за собой уголь. Кеншин тогда не знал, как ответить, да и сейчас бы не смог, ему всегда было проще по памяти написать Демона, чем описать технику рисунка.

Он закончил последние штрихи, когда в дверь постучали.

Мужчина лет сорока, костлявый, с длинными руками размашисто, как на ходулях вступил в мастерскую, на ходу подхватил отложенный портрет.

– Эх, люди-люди, человеки, – изрек он, его рассматривая. – Персонажи жизни – не больше. Гляжу, и сердце щемит – какая бессюжетная суета при такой массе действующих лиц. Кто это, твоя знакомая?

– С чего ты взял? – Кеншин сел на прежнее место, закрыл ладонью глаза, но сквозь пальцы заметил, что гость украдкой сличил его с портретом.

– Верно, больно молода, чтобы быть твоей знакомой. Она могла бы быть… Вот так случай. Скажи, у тебя и вправду нет детей?

– Гай, ты же знаешь, я никогда не состоял в браке.

– Но с женщинами ведь путался. В вашей богемии вообще черт знает как всё напутано. Из-за какой-то ты стрелялся даже… погоди, или это не ты стрелялся?..

– Избавьте. И насчет связей. В них я всегда был аккуратен, так что отпрысков у меня точно нет. Здесь не генетикой, – Кеншин отобрал портрет и потыкал в него пальцем, – тут мистикой попахивает.

Гай развел руками.

– Мистика – предмет темный. Знаешь, душа моя, есть дело интереснее, мне не дает покоя та подмена копии «Крещение Иисуса». Надо бы её обсудить.

– Обсудим, конечно. Дай только немного времени, а то и поделиться-то не с кем. Всех друзей пережил, один ты остался. Издергался я совершенно, того гляди снотворное начну горстями лопать. Ты хочешь знать кто это? Так вот, я боюсь догадаться – кто это! Сначала о портрете, а потом расскажу о другом. И первое, и второе безумно, но надеюсь, между ними нет ничего общего.

Шли, семь человек, расстрельная команда. Возвращались с соседней улицы, где управились с пятидесятью недовольным, стволы винтовок ещё не остыли. Пристроили с мешками на головах к стене и издырявили. Валяются там оскаленные. Теперь-то уж точно довольные, чтоб им в крыс переродиться.

В спину легонько толкнул приклад.

– Хигаши, ты слышал, – это был топающий сзади Кимура, – американцы высадили на Лоусон тридцать тысяч. Вот возьмут и долбанут по нам с севера.

Новость, мягко говоря, не радовала. Если действительно двинут это полчище на Манилу, станет совсем хреново.

Хигаши молча перебросил пулемет с плеча на плечо.

– А продовольствие за город вывозят. Чего ради его вывозить, – продолжать ныть Кимура, – хоть напоследок пожрать по-человечески. Кого они там кормить собираются, не пойму.

– Эй! Кимура! – рявкнул другой голос. – Собачья шкура! Откуда ты родом?! От… вечать!

– Из Нагасаки.

– Так и думал! Огнем спалить этот город! Что ты будешь делать, что ни нюня, то обязательно из Нагасаки! Тебе не все равно, сытым или голодным подыхать?!

У здания генерального штаба разошлись по подразделениям. И только Хигаши присел возле заколоченного досками бакалейного магазина.

Вскоре из штаба вышла толпа старших офицеров. Все были до крайности раздражены. С утра шло совещание у главнокомандующего Ямасита. Уж от кого от кого, а от него никак не ожидали: подумать только, зачитал приказ, оставить Манилу, вывести армию за город и разгромить врага там. Ну, предположим, что не так и глупо, все-таки возможность маневра на открытой местности, только дело-то в другом, а именно в подоплеке – не допустить уличных боев, которые определенно превратят город в руины. Подумать только, главнокомандующий озаботился сохранением в целостности «уникальной по красоте, – дословная цитата генерала, – жемчужины Юго-Восточной Азии». Да кто, в конце концов, командует гарнизоном, военный или кто?!..

Из-за угла почти выбежал лейтенант морской пехоты, он двигался прямо к бакалейному магазину.

– Рядовой, встать! – скомандовал он Хигаши. – Как твоя фамилия?! Как? Громче надо говорить. Поступаешь в моё распоряжение. Иди за мной!

Было всё равно, в чье распоряжение поступать. Вдвоем они попылили в направлении дворца Малаканьян. В каком-то проулке под кирпичной стеной лежали тела казненных, по-видимому, уже не первый день. Изуродованные пытками они окоченели в тех позах, в какие скорчила их предсмертная агония, некоторые были туго обмотаны колючей проволокой. Над мертвецом с самым страшным лицом Хигаши раззявил пасть и перекосил физию подобным же образом. Оставшись довольным своей искусностью, поспешил дальше.

На дворцовой площади стояли танки, суетились люди. К танкам стальными тросами по одной или по две цепляли груженые вагонетки. Спешно эвакуировали ремонтную базу.

Лейтенант растворился в толпе, а через какое-то время появился и поманил к себе.

– Будем сопровождать важный груз, – объявил он, подводя Хигаши к одной из бронемашин, – приказываю, рядовой, взять под охрану.

По виду важный груз ничего важного из себя не представлял – саркофаг на колесах, да и только, на два замка закрытый сверху пузатой крышкой.

Наконец, дали команду выступать. Танки взревели и начали покидать площадь, по ходу перестраиваясь в колонну.

Выехали за город и загромыхали по дороге, проложенной через непролазный лес. Их бронемашина оказалась замыкающей. Хигаши торчал по грудь из башни и держал наготове пулемет – по данным разведки в джунглях скрывались партизаны.

Еще раньше, ещё за неделю до сегодняшнего совещания у Ямасита, командование приняло решение возвести к югу от Манилы оборонительные укрепления. Конечно, никто не собирался сдавать столицу, у гарнизона хватало сил держать её, столько, сколько нужно. Только, уж если случится… в общем, если такое случится, то пусть для отступающей армии будут заранее готовы траншеи и ДОТы.

Одолев милю ухабистой дороги, вырвались в поле. Ныне оно утратило своё сельскохозяйственное назначение, но ещё два года назад здесь выращивали батат. Ныне там и тут тянулись брустверы уже законченных окопов.

Колонна устремилась к оборонительным объектам. И лишь последний танк неожиданно повел себя не как все. Приотстал, завернул башню пушкой назад и бросился в противоположном направлении. Вломившись в джунгли, попёр через них, будто разъяренный слон. Хигаши почуял неладное – его явно втянули в какую-то пакостную историю. Он опустился вниз, в темноту. Нащупал плечи лейтенанта и потянул его на себя. Но сказать ничего не успел: удар в живот по ощущениям чем-то железным, запер дыхание, затем в голове лязгнуло и возник звон, высокий звон – в вязкой, непроглядной пустоте.