Виталий Вавикин - Демон. Книга вторая

– Ты знаешь, что будет, если ты уронишь их, – снова предупреждает Габриэла, начиная ласкать грудь Ульяны, нежно, едва касаясь кожи. – Боль и наслаждение, – шепчет Габриэла, наблюдая, как воск покрывает пальцы на ногах Ульяны. – Ты должна быть покорной. Прими свою боль, а не борись с ней. Позволь боли показать тебе свою обратную сторону. Не сопротивляйся.

– Я покорна.

– Ты знаешь, что будет, когда свеча догорит? – Габриэла касается ее сосков открытой ладонью, лаская набухшую плоть. – Твоя кожа. Какое-то время огонь будет гореть на ней.

– Я готова к этому.

Ульяна смотрит на свои ноги. Жар от обожженных пальцев медленно растекается по всему телу, смешиваясь с немотой.

– У тебя не будет права вздрогнуть. – Воск покрывает живот, рождая красные пятна. – Ты веришь в то, что я не стану отвязывать тебя, если от упавших свечей загорится кровать?

– Да.

– У тебя не будет возможности закричать.

Габриэла поднимает с пола еще одну свечу. Неспешно проносит ее над грудью Ульяны, позволяя воску капать на затвердевшие соски.

– Открой рот.

Струйки воска обжигают губы. Пламя колышется от неровного дыхания. Тело Ульяны начинает дрожать. Она пытается сдержать дрожь, запихнуть как можно глубже в себя, удержать подсвечник на своем животе. Но свечи прогорают.

Демон. Стоя в стороне, он молча наблюдал за происходящим. Сейчас мужчина с кнутом не нужен был Габриэле, а демону не нужна была эта женщина. Его интересовал узник, так же, как узника интересовал демон. Два давних врага, объединенных одним незаконченным действом.

– Ты изменился. – Демон смотрел на узника, вспоминая их давнее противостояние. – Кто же ты теперь?

– Просто узник.

– Просто узник? – демон воззрился на трепещущее тело Ульяны. – Зачем ты искал меня, ангел?

– Не ангел. Нет. Уже нет. – Узник повернулся к нему спиной, показывая обрубки оторванных крыльев.

– Ты был слишком жесток.

– Не больше, чем ты.

– Я демон! Я помню всех, кого ты отправил в небытие.

– Среди них были ангелы.

– Ты перешел черту.

– Нет никакой черты. Только время.

– Время… – демон с неприязнью прожевал это слово.

– Оно и тебя подводит к грани. Признайся, ты ведь уже не тот демон, каким был, когда мы встретились.

– Я не оступлюсь.

– Ты даже не заметишь, как грань сама поменяет свое местоположение и ты окажешься по другую сторону.

– Ты хочешь сказать, мое время прошло?

– Наше время, демон. – Узник шагнул вперед, протягивая к нему руку. – Мы всегда были вместе. Две противоположности одной сути. – Его пальцы коснулись шершавой щеки демона. – Когда ты последний раз был наедине с собой? Когда последний раз размышлял о совершенных действах? Скажи, не я ли питал тебя силой? Не я ли придавал природе твоего рождения смысл?

– Я не знаю.

– Я знаю. У меня было время, чтобы подумать. Подумать за нас двоих. Здесь, в этих стенах, в своей темнице. Я скучал по тебе.

– Я не понимаю.

– Понимаешь. Ты просто боишься этого. Мы оба боялись, но мы одно целое. Черта, о которой ты говорил, – она всегда была рядом с нами. Она разделяла нас. Скажи, разве тебе никогда не хотелось перешагнуть через нее?

– Иногда.

– И что ты видел за той чертой?

– Ангела.

– Но ты боялся.

– Я демон.

– Да. Но теперь я не ангел. – Узник подошел ближе. – Я больше не боюсь перешагнуть черту. Теперь для меня ее просто нет.

– Она все еще есть для меня.

– И что ты сделаешь?

– Мне нужно время.

– Времени осталось совсем немного, демон.

– Время не может кончиться. Оно бесконечно.

– Но не для нас. Эта дорога не может ждать вечно.

– Боюсь, что эта дорога будет недолгой.

– Ее может вообще не быть. Прислушайся! Закон. Он уже идет сюда.

– Он идет за тобой?

– Он может идти за нами, демон.

– Я не оставлю тебя.

– Тогда тебе придется перешагнуть черту.

– Чтобы стать с тобой одним целым?

– Нет. Целым мы могли стать раньше. Теперь мы можем лишь дополнять друг друга.

– Мой ангел!

– Уже нет, демон. Уже нет.

– Мне кажется, мы здесь не одни, – Дидье Мольбрант посмотрел на Прохора Донских.

– Я ничего не слышу, – пожал тот плечами.

– Наверху.

– Думаешь, там кто-то есть?

– Думаю, да.

– Мне тоже показалось, что я слышал чей-то голос, – сказал Леонид Ставропольцев.

Его взгляд скользнул по лестнице. Он так часто видел этот дом в своих снах, что он давно стал ему родным. Талантливый сценарист не мог позволить себе упускать детали. Даже потертости ковровой дорожки, изгибающейся по ступеням лестницы, воссоздавались в его снах.

– Нужно посмотреть, – сказал он, глядя на Мольбранта. – Ты не против, если я поднимусь?

– Можешь не спрашивать у меня разрешения. У этого дома нет хозяев. – Мольбрант поднялся на ноги. – Пойдем. Мне тоже интересно посмотреть.

Он спросил Прохора Донских, пойдет ли тот с ними. Втроем они поднялись по лестнице.

– Куда теперь? – спросил Донских Ставропольцева.

– Я не знаю.

– Ты же слышал голоса.

– Мне могло показаться.

– Думаю, нам направо, – сказал Мольбрант.

– Почему направо?

– Там моя комната, – он улыбнулся, вспоминая Ульяну Флегонову.

– Слышите? – оживился Ставропольцев.

Донских жестом попросил его замолчать. Доносившиеся звуки напоминали сдавленные стоны, глухие, словно рот человека был заткнут кляпом. Мольбрант первым подошел к двери. Повернул ручку и заглянул внутрь. Ставропольцев снова вспомнил свои сны: картины излишеств и порока.

– Какого черта? – прошептал Донских. Мольбрант покачал головой, останавливая его от того, чтобы войти.

– Что там? – Ставропольцев нетерпеливо пытался заглянуть в комнату.

Сначала он увидел свечи. Много свечей. Запах воска врезался ему в ноздри. Затем его глаза нащупали в полумраке обнаженную девушку. Ее руки и ноги были привязаны к спинкам кровати. На открытых ладонях догорали фитили свечей. Купаясь в расплавленном воске, они лизали ее кожу. Другая пара свечей, зажатая между пальцев ног, прогорела, оставив на коже водянистые пузыри и темно-красные пятна.

Ставропольцев судорожно сглотнул скопившуюся во рту слюну. Разве это не было сном? Он посмотрел на покрытый застывшим воском живот привязанной девушки. Затем еще ниже. Происходящее в комнате открывалось ему частями: сначала свечи, затем привязанная девушка, ее лицо, живот, промежность, руки другой женщины, лица которой он не видел, и снова кровать, привязанная девушка, обжигавший ее тело воск, промежность и пальцы, которые ласкают ее, заставляя девушку извиваться на кровати, боясь уронить свечи, отчего кажется, что ее костный скелет извивается внутри мышц, мяса и кожи.

– Она что, кончает?! – презрительно скривился Донских.