Александр Субботин - Сделка Политова

Впрочем, тут следует сделать небольшую оговорку касательно первого пункта его независимости. А именно того самого, где говорится об отсутствии семьи. Кроме того что Политов знал о чрезвычайно скептическом отношении своего приятеля к таким необдуманным авантюрам, как семья и брак, он ещё и располагал довольно достоверными сведениями о том, что Ланц в своё время чуть было и сам не попался на подобного рода уловку. Правда, подробностей Иван Александрович сообщить не смог бы, потому как Ланц не любил об этом распространяться в среде своих приятелей, но, однако, совершенно точно было известно, что история та вышла не из приятных. Не то пассия Ланца была уже замужем, не то она была лишь помолвлена во время знакомства с ним, но только влюбился он в неё без памяти, даже невзирая на подобную, весьма существенную, преграду. И влюбился, надо сказать, так, что, кажется, до тряски в руках, до бегающих зрачков доходило при одном лишь упоминании её имени. Но Ланц не из тех людей, что падают духом при первых же трудностях, – он начал действовать. А действовать он мог умело. И вот, в то время пока его дела амурные шли в гору, его дела производственные шли ровно в противоположную сторону, а стало быть, – под уклон. Однако, эти детали в тот момент не особенно заботили Ланца. Он беззаветно двигался к своей цели, которая в свою очередь заслоняла все другие невзгоды и неурядицы. Сама же пассия тоже как будто прониклась тёплыми чувствами в ответ и даже начала оказывать недвусмысленные знаки внимания. После этого даже можно было бы допустить вероятность появления короткого, но весьма бурного романа, но вдруг всё в один миг рухнуло. Это случилось совершенно неожиданно как для самого Ланца, так и для предмета его страсти: обманутый муж раскрыл вероломный план двух любовников, и дело обязательно дошло бы до убийства, если бы не роковой случай, расставивший всё на свои места.

Трагедия случилась как раз с тем самым законным супругом, и, благо, виновником её стал отнюдь не Ланц. История умалчивает, каким образом это произошло, но зато она абсолютно категорично утверждает, что верный муж и любящий супруг – погиб. Вот в этом-то сомневаться совсем не приходилось. Однако, когда все мыслимые и немыслимые преграды, казалось, были разрушены, а впереди открывался привольный простор для влюблённых, случилась вещь ещё более неожиданная и до конца непонятная многим: пассия вдруг исчезла без следа.

Наверно, не стоит говорить о том, каким ударом прошёлся её поступок по Ланцу. Бедняга не находил себе места. Как он только ни пытался отыскать свою возлюбленную, но всё было тщетно.

А между тем производственные дела его пришли в окончательный упадок. Очевидно, только чудо помогло ему справиться со всеми навалившимися враз на него несчастьями, и спустя год он всё же кое-как поправил своё положение. Но этот урок, который преподнесла ему жизнь, он запомнил надолго, после чего Ланц зарёкся больше никогда не впутываться в подобные неблаговидные приключения.

– Я привёз коньяк, – без лишних церемоний заявил Ланц, как только его широкая фигура возникла в проёме входной двери. Он был одет, по своему обыкновению, в плащ, в костюм-тройку, а на ногах горели глянцем, несмотря на слякотную погоду, начищенные ботинки.

Политов ничего не ответил, а только кисло оглядел своего нарядного приятеля.

– А что? – удивился Ланц, словно читая его мысли. – Не вижу тут ничего странного. Я же пришёл в гости.

Дальше он, не говоря ни слова, начал протискиваться мимо Политова по прихожей, при этом задевая своими широкими плечами висящие там вешалки. Затем, очутившись на кухне, Ланц ловко достал из портфеля бутылку коньяка, лимон, плитку шоколада, живописно разложил всё это на столе и, указав на угощение Политову, широко заулыбался.

– Знаешь, я не понимаю, в чём заключается твоё веселье? – взяв лимон и начав его мыть, спросил Политов. – Застрелился человек. И, кажется, тебе не посторонний. Меня завтра вызывают на допрос. Отчего ты в этом находишь столько смешного, я, наверно, понять не смогу.

Ланц молча и деловито скинул пиджак и, положив его на широкий подоконник, уселся на один из стоящих тут же мягких табуретов. Потом он достал из портсигара сигарету, вырвал зубами фильтр и, вставив её в мундштук, закурил.

Несмотря на то что, оказавшись в одной рубашке и жилете, отчего объем ланцевых плеч изрядно поубавился, он всё равно представлялся чрезвычайно большим для маленькой кухоньки Политова. Взглянув на него, крепко и хорошо сложенного, сидящего в этаких скромных декорациях, сразу становилось ясно, что этот человек не привык к такому тесному устройству. Ему шло не иначе как широкое кресло, большой стол, просторное помещение. Там и только там он смог бы чувствовать себя хорошо и органично. А очутиться в кухне обычной пятиэтажки для него было равносильно тому, как если бы полуторатонного моржа попытались запихнуть в квартирную ванную. Всё это Ланц тоже хорошо понимал, а поэтому чувствовал себя несколько неуютно, хотя его природное чувство юмора слегка компенсировало эту неловкость.

– Я не веселюсь, – запоздало ответил Ланц. – Прости, но Жигина мне совсем не жаль. Тебя да, а его – совсем нет.

– Чем же он тебя так обидел? – спросил Политов, принявшись нарезать лимон и раскладывать его дольки на маленькой тарелочке.

– Паршивый был человек! – убедительно воскликнул Ланц и принялся открывать бутылку своим карманным перочинным ножом. Заметив это, Политов начал расставлять стаканы, а Ланц продолжил:

– Знаешь, нехороший человек он был. А мне, Иван, уж можно верить! Я таких, как он, проходимцев на своём пути столько встречал, что в их распознавании могу фору самому чёрту дать, который этих самых пройдох у себя и держит.

Справившись с бутылкой, Ланц отложил мундштук в пепельницу, разлил коньяк по стаканам и, взяв один в руку, а второй поставив перед сидящим на другом табурете Политовым, сказал:

– А собственно, чёрт с ним, с этим Жигиным! Туда ему и дорога, и суд у него теперь свой.

В этот момент Политова передёрнуло. Ему вдруг подумалось о судьбе своего бывшего начальника: а действительно – где он сейчас? На какой же суд его отправляет Ланц? И есть ли вообще этот суд? А если есть, то, быть может, его сейчас и судят. Да, вот именно сейчас, в данную минуту, когда они с Ланцем распивают коньяк, в этот самый миг решается вечная судьба Жигина. Как так может быть: одни сидят и пьют коньяк и даже не думают о своём будущем, а в это самое время решается вечная судьба другого. От этих мыслей Политову стало нехорошо, и он залпом выпил жидкость из своего стакана. Политову сразу стало легче, и он взял дольку лимона.

– Хорошо? – осведомился Ланц и сам же удовлетворительно констатировал. – Хорошо.