Анна Никитина - Среди них

Сакральность момента была нарушена вполне характерным для этого дома ощущением: Дирк почувствовал на своём колене вес тяжёлой слюнявой морды. Морда изображала всю мировую скорбь, волею Богов воплотившуюся в данный момент в одной конкретной чёрно-подпалой особи.

– Амон, наглая ты зверюга, – строго, но не без теплоты проговорила Эмбер.

– Да ладно тебе, он же честно дождался окончания путешествия, – справедливо заметил Дирк и с улыбкой начал чесать массивную голову зверя.

Он уже привык – хоть и не сразу – к проявлениям нежности со стороны огромного ротвейлера. Амон отозвался довольным урчанием, игнорируя насмешливо-скептический взгляд своей хозяйки.

Эмбер хмыкнула.

– Пойду, сделаю нам кофе, – проговорила она, поднимаясь.

– По-ирландски? – с надеждой спросил Дирк.

– Если ты намекаешь на «полчашки виски, полчашки кофе» – обойдёшься. Не так уж тебе погано, а спаивать Лорда нашего Ковена прямо перед Днём Силы граничит с преступлением, – насмешливо заявила она и ушла в кухню.

– Где она, Великая Справедливость рэмет? – со вздохом спросил Дирк у Амона.

Пёс не изволил выразить ему сочувствия – только весьма ощутимо толкнул мордой, намекая, что за ушами надо чесать более интенсивно. Пришлось подчиниться, чтобы не злоупотреблять благодушием хозяйского ротвейлера.

Лорд Ковена – это было скорее викканский термин. Лидер рабочей группы, скорее так. В этот раз ему пришлось взять эту роль на себя… хотя он предпочёл бы, чтобы всё было иначе. «Всё, чёрт возьми, и должно было быть иначе! – с досадой подумал Дирк, вспоминая друга и Учителя, который когда-то напомнил ему, кем он был и кем должен был стать. – Как же нам не хватает твоих возможностей… Как же мне тебя не хватает!»

Стефани, Целитель их группы, была права – Дирк, так или иначе, винил себя в том, что произошло, в том, что не сумел удержать, уберечь от такого выбора. Теперь связи были разорваны. Ритуальное отречение не было каким-нибудь простеньким обрядом, последствия которого легко убираются за неделю-другую. И тот, на кого он когда-то уповал, за кем готов был следовать хоть в бездну, недвусмысленно дал понять, что оставляет его и всех их позади.

Нью-Йорк был большим городом. И всё же, Дирк знал, где его искать. Он всё думал о своей неудаче сегодня, о том, как не успел поймать Нить, о том, как их группе всё больше не хватало имевшихся у них возможностей. И внутри него назревало отчаянное решение. Всё это время он пытался уважать свободный выбор, не вмешиваться в жизнь того, кто перерезал все связи с ним. Но сейчас, сидя в уютной гостиной их Стража-Проводника, гладя могучего пса с древним именем, он всё больше укреплялся в верности одной своей очень старой, но очень хрупкой мысли.

Когда Эмбер вернулась с подносом с кофе и сахарными печеньями – сладкое всегда почему-то хорошо помогало набраться сил после «выходов» – Дирк принял решение.

– Возможно, в этот Бельтайн 4 4 Бельтайн (Bealltainn) – Бельтейн, Белтане. Кельтский и неоязыческий праздник начала лета. Один из двух самых важных Дней Силы в Колесе Года. День обновления природы. наша группа будет чуточку полнее, – сказал он.

Лицо Алана Маунтера выражало справедливое негодование с лёгким налётом оскорблённой добродетели. У него даже голос подрагивал от этого праведного возмущения. Актёром он был, в общем-то, неплохим, тем более что сам старался верить в то, что говорил – во всё то разное, что говорил – но врал он не слишком искусно, безбожно путаясь в фактах. Впрочем, даже будь Маунтер чуть более искусным лжецом – лгать Джейсону Арделлу было делом абсолютно бессмысленным. Он слишком тонко чувствовал переходы эмоций собеседника, а у лжи был свой особый резкий запах, даже если она была спрятана очень глубоко, тончайшей полувидимой нитью вплетаясь в слова и события. Впрочем, об этом знали немногие.

Джейсон украдкой взглянул на часы. Расценки у него были далеко не самыми низкими в Манхэттене. Но коли клиенту было вольно тратить свои деньги на обсуждение сомнительных схем и на попытки обвести вокруг пальца собственного адвоката – то было личным делом клиента. Он не осуждал людей за то, что те любили врать, трансформировать факты, даже если факты очевидно говорили против них. Он ведь и сам преуспел в этой древней игре человеческого общества с обстоятельствами, разве что предпочитал работать с правдой, тонко и искусно освещая её с нужной грани, под нужной призмой. Самой искусной ложью во все века считалась грамотно освещённая правда. Джейсон Арделл был одним из лучших именно потому, что в этой игре так мало кто мог бросить ему вызов. Прошли времена, когда он ещё мог проигрывать. Он был настолько же дьявольски удачлив, насколько и умён… только вот мало кто знал, где лежали корни этой удачливости. Когда-то эти навыки были лишь частью его личности, одной из его граней, которую он использовал в общении с большинством людей. Искусно чередуя свои грани – составные части личности – он умел создавать необходимое впечатление и тонко переводить чужую волю в нужное ему русло почти без давления.

Но со временем маски вросли настолько, что иногда становилось страшно от мысли, каким было лицо под ними. Да и осталось ли оно там?.. Власть над событиями и над людьми, и даже упоительный азарт игры давно уже не приносили радость, но он отвык жить иначе. Всё остальное когда-то уже было принесено в жертву – отрезано, похоронено… забыто. Разлом в груди стал его неотъемлемой частью. Вот только чёртов сон совсем смешал мысли. Вместо того, чтобы полностью сосредоточиться на диалоге с клиентом, Джейсон тратил энергию на то, чтобы отогнать память.

Далёкие голоса… шёпот вод Великой Реки… шелест тамарисков…

Каскад иссиня-чёрных волос хлынул с плеч на спину, когда она начала оборачиваться…

Как же некстати!

Усталость и пустота захватывали его, отсекая от ежедневной рутины, от работы, которой он пытался заслониться от всех и вся. Юливший клиент начинал уже откровенно раздражать. Джейсон вежливо улыбался и кивал, отгоняя образы из сна, которые заслоняли от него кабинет и лицо Маунтера. Подавив желание послать предприимчивого бизнесмена к чёрту, Арделл проговорил:

– Мистер Маунтер, разрешите резюмировать сегодняшнюю нашу встречу и пару предыдущих.

Его голос звучал, как всегда, мягко, но сейчас Джейсон впустил в свои интонации те самые прохладные нотки, которые заставляли людей молчать и слушать. Он никогда ни на кого не кричал, но этого, обычно, и не требовалось – он умел внушать нужные ему эмоции и так. В данный момент он внушил собеседнику лёгкую тревогу, граничившую со страхом – достаточное предупреждение. Маунтер прервал свои пространные рассуждения и весь обратился в слух. Его взгляд неуверенно заметался.