Геннадий Прашкевич - Божественная комедия (сборник)

– Прикажете выполнять?

– Выполняйте, – кивнул майор. – Первую беседу с А2 я проведу в «камере разговоров». Пусть подготовят туземца, этого Этуша и… «Лору».

Майор Досет не сомневался в успехе, но глоток скотча был не лишним. Он как бы символизировал переход к активным действиям. К активным действиям, конечным итогом которых должно было стать получение истины. Люди хорошо научились скрывать истину, за долгую свою историю они нашли много способов скрывать истину, но способов вырвать ее у них ничуть не меньше. Первым делом майор вскрыл длинный узкий конверт с личной печатью банкира Ауса, доставленный десять минут назад вернувшимся из столицы капитаном Орбано.

«Родина переживает трудные времена, – писал банкир Аус. – Дух наживы, дух хищничества, коррупция, царившие в кабинете Народного президента, привели страну к экономическому развалу. Мы, свободные танийцы, всеми силами души веруем в успех великого и правого дела, начатого полковником Клайвом и Вами лично, майор… Прошу принять эти скромные пожертвования… Уверен, они помогут улучшить работу вверенного Вам отдела…»

В конверте находился чек, выписанный на предъявителя.

Досет хмыкнул. Банкир Антонио Аус понимал, что надо делать. Он не звонил полковнику Клайву, он ни в чем не упрекал Ставку, он даже в письме к майору Досету ни словом не намекнул на положение дочери, заключенной в камеру Внутренней тюрьмы. Банкир прекрасно понимал, что майор Досет обязан выполнить приказ Ставки, то есть выяснить степень мнимой или действительной вины его дочери. Об Отделе национальной разведки ходили по стране разные слухи. Мрачные подземелья, каменные мешки, кишащие голодными крысами, пытки электрическим током, бессонницей, химическая обработка. У банкира Антонио Ауса, несомненно, были причины тревожиться. С самолетом я разберусь, прикидывал про себя майор… А вот Анхела… На нее, наверное, следует смотреть как на неожиданный подарок, ниспосланный небесами лично ему, майору. Избалованная, капризная, начитавшаяся неправильных книжек дочь банкира вполне могла навоображать себе все что угодно; в конце концов, она даже туземцу могла помочь, но связь с либертозо…

По узкой лестнице майор спустился в «камеру разговоров».

Пахло крысами. Твердо торчал деревянный стол. В углу темнела грязная ржавая раковина. Кресло для офицера, второе (неудобное, деревянное) – для допрашиваемого. И тут же «Лора» – голая железная кровать с сеткой, снабженная системой автоматических замков и электропроводки.

Повинуясь знаку Досета, дежурный сержант передвинул кресло.

Кресло допрашиваемого должно стоять так, чтобы, подняв глаза, он, майор Досет, сразу мог впиться холодным все понимающим и все видящим взглядом в растерянные глаза оппонента. Он не собирался ломать ребра дочери банкира, но он хотел, чтобы она ушла отсюда потрясенная. К тому же существовал еще туземец Кайо, а на туземцев слова вообще не действуют.

Майор неторопливо просмотрел выборку из доставленных с виллы «Урук» бумаг.

Внимание его сразу привлекла короткая телеграмма. «Нашел!» – сообщал из Ирака доктор Шмайз. Дата на бланке стояла трехнедельной давности, о чем шла речь – неизвестно, но майор Досет хорошо знал – самыми сильными аргументами в борьбе за скрытую истину часто бывают аргументы случайные. Он слышал, как лязгнула металлическая дверь, как громыхнули по каменному полу тяжелые башмаки морских пехотинцев, но не торопился поднимать взгляд. Потом он услышал другие – легкие шаги – и понял, что Анхела Аус приблизилась к столу и опустилась в неудобное кресло, ни у кого не попросив разрешения.

Досет незаметно потянул ноздрями душный сырой воздух.

Ему показалось?.. Нет… Вовсе не показалось… На него действительно пахнуло полевой травой, лесными цветами. Непонятно пахнуло, тревожно…

Он ждал.

Он не торопился.

Пусть дочь банкира присмотрится к голым стенам.

Пусть она присмотрится к бетонным стенам, к железной «Лоре», к грязной ржавой раковине. Пусть она падет духом. Пусть страх и отчаяние мерзким холодком сведет ее живот, ее мышцы. Майор знал, когда наступает такой момент.

И, дождавшись, поднял голову.

Увиденное его поразило.

Дочь банкира Ауса, кутаясь в руану – легкую накидку, сшитую из тончайшего, прохладного даже на взгляд шелка, чуть недоуменно, косясь, но без особого интереса рассматривала лейтенанта Чолло, который, каменно застыв у стены, выкатил на Анхелу влажные поблескивающие глаза. Меньше всего Анхелу занимал майор, и все же внутреннее чувство подсказало ему: Анхела видит его, воспринимает каждое его движение, правда, не испытывает при этом ни страха, ни отчаяния.

Тогда он сменил тактику:

– Вас что-то удивляет?

– Нет, – ответила дочь банкира.

– Что ж. Еугенио, пригласите эксперта.

Эта сцена тоже была продумана майором заранее.

Эксперт Витольд боком, суетливо, как-то даже по-старчески вошел в дверь и, недовольно проворчав что-то под нос, вызывающе прочно утвердил штатив фотокамеры посреди «камеры разговоров».

Затвор щелкнул. Витольд буркнул: «Благодарю!»

Он мог не заботиться о вежливости, но так уж у старика получилось.

Досет промолчал. Бог с ним, с Витольдом. Дождавшись, когда эксперт вышел из камеры, он ткнул пальцем в кнопку магнитофона и холодно произнес:

– Имя?

– Анхела Аус.

– Место рождения?

– Я никогда не знала ни своих настоящих родителей, ни своего настоящего места рождения, но отцом считаю Антонио Ауса, – мягко улыбнулась Анхела. – Ребенком меня нашли в приморском городе Мемфисе, и до семнадцати лет я воспитывалась при монастыре Святой Анны. Антонио Аус удочерил меня.

– Сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– Образование?

– Школа при том же монастыре, университет Эльжбеты.

– Где вы жили последние девять лет?

– В столице.

– И только?

– Конечно, нет. Я довольно часто выезжала в Ниданго.

– Ваши знакомства?

– Какие именно?

– Дружеские.

Анхела улыбнулась и без всяких колебаний назвала известную модистку; двух столичных художников, о судьбе которых Досет ничего не знал; семью знаменитого социолога, публично расстрелянного еще в марте; жену Народного президента, высланную в Уетте; доктора археологии Курта Шмайза; и, наконец, не без милой улыбки, жену генерала Нуньеса и самого полковника Клайва.

Пока Анхела говорила, Досет внимательно ее изучал.

Лейтенант не ошибся: действительно необыкновенная женщина.

Глядя на нее, хотелось улыбнуться, непроизвольно коснуться ее руки, но майор не хотел расслабляться.

– Простительно ли истинной танийке содержать столь пеструю, столь предосудительно пеструю библиотеку? – холодно спросил он. – Наверное, вы понимаете, что я говорю о книгах, собранных на вилле «Урук»?