Сергей Галихин - Эра Водолея, или Каждый имеет право знать

Зубков поднялся с дивана и вышел на балкон. Во дворе гомонили дети. На лавочке возле подъезда сидели бабушки в платочках и разговаривали, наверное, о чем-то важном. При легком дуновении ветра деревья тихо шелестели зеленой листвой. Костя вернулся в комнату, оставив дверь балкона открытой.

«Говядину нужно залить свекольным квасом и горячей водой, – продолжал рассказывать повар, демонстрируя у плиты, как и что делать. – Варить до готовности. После чего мясо нарезать кусочками, а бульон процедить. Промытые помидоры нарезать, потушить в масле и протереть через сито. Свеклу нарезать соломкой, потушить с мелко нарезанной бараньей грудинкой, залив бульоном. Коренья и лук нашинковать и слегка обжарить в масле. Двадцать граммов сала растолочь с луковицей и зеленью петрушки».

Костя выключил телевизор и пошел на кухню. Если он и услышал что-то удивительное, так это то, что для приготовления киевского борща требуется всего двадцать граммов сала.

На кухне присутствовал необходимый минимум: холодильник, электроплита, стол, шкафчики. Зубков открыл кран, из него потекла вода. Он взял стакан, налил себе воды и осторожно сделал глоток. Вода была чистейшей. Костя закрыл кран и поставил стакан на стол.

Из кухни Зубков прошел в ванную вымыть руки и умыться. Но когда увидел душевую шторку и дотронулся рукой до нежного махрового полотенца ослепительно белого цвета… недолго думая, Костя разделся и залез под душ. Теплые струйки воды забарабанили по макушке, плечам, спине… От этого он испытал блаженство: стоял, закрыв глаза, смывая с себя сумасшествие двух дней. Ему было хорошо. Сейчас он вымоется и ляжет спать.

А когда проснется, то первым делом побреется. Потом обязательно сходит в парикмахерскую и подстрижется, вон как зарос. Хотя нет, в парикмахерскую он пока не пойдет. Если в старом здании цирюльни сейчас расположился форменный бардак, то совсем неизвестно, что у них принято делать в парикмахерской. Запросто могут сделать обрезание. Нет, для начала нужно проконсультироваться с дядей Юрой. Дескать, а не знает ли он приличного парикмахера…

В голову Зубкову снова пришла мысль, что все это действительно сон и этот сон заканчивается. Сейчас он домоется, постелит постель и ляжет спать. А проснется уже в реальной жизни. А как же иначе! Если сон начался с того, что ты в нем проснулся, то закончиться он должен тем, что ты в нем ляжешь спать. То ощущение, которое Костя испытал, входя в квартиру, говорило ему, что эта квартира действительно его. Психологи объясняют это работой подсознания. Раз все хорошо, человек пришел домой, значит, путь его окончен. Очередная стадия внутренней трансформации завершена.

Предчувствуя скорый конец странной сказки, Костя вылил на голову шампунь, заботливо кем-то купленный, и неторопливо взбил пену. После мытья головы в дело пошла мочалка. Зубков смаковал каждое ее движение по спине. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Вправо, влево. Вправо, влево. Пар приятной пеленой окутывал все тело. Расслабление наступало медленно и неотвратимо.

Растеревшись полотенцем, Зубков провел по запотевшему зеркалу рукой и взглянул на свое отражение. Небритое два дня лицо выглядело настолько измученным, что Костя не стал одеваться, а так голяком и пошел в комнату. Постельное белье он нашел сразу же. Не раскладывая диван, Костя накрыл его белоснежной простыней, бросил поверх подушку и в буквальном смысле рухнул, накрывшись тонким летним одеялом. Господи, какая же это прелесть вот так упасть дома после душа в свежую постель и заснуть.

Зубков перевернулся на правый бок, лицом к спинке дивана, и, глубоко вздохнув, отдался всевластию Морфея. Во сне он гулял с Наташей по Сокольникам. По сценарию сна они собирались через неделю пожениться, и поэтому, медленно вышагивая по парку, Костя был счастлив.

Телефон звонил противно и настойчиво.

– Какая сволочь?.. – сонным голосом прохрипел Зубков и выругался.

Лежа на спине и все еще не открывая глаза, Костя вытянул левую руку в сторону, но она почему-то не нашла тумбочки. Пошарив рукой в пространстве, Зубков открыл глаза и, повернув голову налево, тупо посмотрел на сервант с простеньким сервизом на шесть персон. Телефон истошно звенел, а сон продолжался. Рывком Костя поднял корпус и сел на диване. Оглядевшись, он понял, что находится не в своей московской квартире, а в той же, где заснул. Он снова проснулся во сне. Часы показывали без пятнадцати восемь. Завернувшись в простыню, Костя вышел в коридор и снял телефонную трубку.

– Костя? – спросила трубка.

– Да.

– Дядя Юра говорит. Ты спал, что ли?

– Да… прилег на диван и задремал.

– Приходи ко мне, отметим выписку.

– Хорошо… – согласился Костя. – Сейчас… только умоюсь.

– И вот что, по пути зайди в булочную, купи пару черного хлеба, а то я зевнул, у меня четвертинка осталась.

– Хорошо.

– Записывай адрес.

Чуев жил на той же улице, что и Зубков, поэтому Костя записал лишь номера дома и квартиры. Через десять минут он вышел на улицу, а еще через десять звонил в квартиру дяди Юры. Дверь открыла Наташа.

– Привет, – сказала она, улыбнувшись.

– Привет, – ответил Костя, несколько растерявшись. Дядя Юра говорил, что Наташа живет в квартире напротив, но Костя совсем не ожидал ее встретить на пороге его квартиры.

– Проходите, – сказала Наташа.

Квартира Чуева имела точно такое же расположение, как и квартира Зубкова, и являлась точной ее копией. Разве что меблировка была побогаче. Костя отдал Наташе сумку с хлебом, снял ботинки и вошел в комнату.

Посреди комнаты стоял большой стол, заставленный разнообразной снедью и напитками. За столом кроме дяди Юры сидели еще три человека.

– Проходи, не стесняйся, – сказал хозяин.

– Здравствуйте, – поздоровался Костя.

– Здравствуйте, – ответили все трое.

Костю усадили с правой стороны стола, напротив Чуева. Наташа принесла плетенку с нарезанным хлебом и чистую тарелку для Кости, после чего обошла стол и села рядом с дядей Юрой.

– Знакомься, – сказал дядя Юра и представил своих гостей. – Борис Евгеньевич Мухин, подполковник Службы государственной безопасности.

Широкоплечий мужчина сорока лет поднялся из-за стола и пожал Зубкову руку. Рукопожатие было крепким.

– Константин.

– Иван Данилович Богатырев. Слесарь. Если есть на свете механизм, то он его обязательно сломает. Простите, – поправился дядя Юра, – я хотел сказать, починит.

Ивану Даниловичу было за пятьдесят, но выглядел он довольно бодро. Богатырев легко поднялся из-за стола, дожевывая копченую колбаску, пожал Косте руку и сел на место.

– Евгений Владимирович Лукошкин. Доктор наук, историк.