Алексей Гайдым - 2019

– Уроды, та чтоб вы там передохли все!

– Оборотни в погонах, чтоб вас всех пере…

Громадные задвижные ворота врезались в другую сторону стены, полностью отрезая проход. Люди кричали и били по ней, их крик перебивал звук запечатывания затворов, которые намертво влезли в стену. Теперь эту стену ничто не сдвинет. Через неё не проникнет даже пылинка. Ужасная картина спасения людей, убийством других.

Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Люди, спрятавшиеся на станции, были обеспокоены, ожидая самого страшного. Ожидание было неприятное, раздирающее внутренности, а время длилось, как вечность. Все ждут представления, которое приготовил им сам дьявол.

Он вышел на бис.

Прозвучал громкий, гулкий взрыв. Бесконечный гром, раскатившийся по всему миру, заставлял дрожать даже лёгкие. Через пару мгновений земля вздрогнула будто на неё что-то обрушилось. Надавило.

Погас свет.

Прямо у ног Никиты упало что-то громадное и вдребезги разбилось об пол. Люди стали без умолку кричать и сходить с ума. Снова упало, но уже в другом конце станции. Кто сказал, что в аду будет светло?

Тишина.

Включился аварийный красный свет, тусклый, непривычный, в котором нельзя было рассмотреть даже свои ноги. Свет ламп показал всю ужасную картину, произошедшую в кромешной темноте. На полу лежала люстра, под ней были раздавленные дедушка, маленький мальчик и ещё двое мужчин. Это первый раз, когда Никита увидел мёртвых людей. Его охватил панический страх.

– Не смотри туда, посмотри на меня, – отец пытался уберечь от кошмарной картины свою дочь.

– Что произошло? – люди начали отходить.

– Это война?

– Вы видели это?

– Андрюха! Андрюх, ты тут?

– И что теперь будет?

Никита вспомнил про отца. Что-то внутри стрельнуло, прямо в самое сердце. Попытался найти его на станции, вдруг он тут. В тусклом свете было не разглядеть лиц, но узнать лицо отца можно было бы. Пройдя половину станции, так и не нашёл его среди выживших.

– Может тут? Может это он? Пап! Ой, извините. Чёрт!

Отца на станции не было. Может, он шёл с работы и спасся на другой станции. Достал телефон, начал набирать отца.

– Ваш абонент знаходиться поза зоною досяжності. Передзвоніть будь ласка пізніше, – голос девушки в телефоне не оставил шансов связаться с ним.

Убрал от уха телефон, посмотрев на экран.

Нет сети.

От безысходности Никита прижался спиной к колонне, медленно и безразлично сползая на гранитный пол.

Что за дьявольщина вообще произошла? Что с моим отцом? Где он? Выжил ли он? Когда нас отсюда выпустят? Я не хочу в это верить. Это просто сон. Это всё просто дурацкий сон.

Это не сон.

Каково это – быть свидетелем конца истории?

Мир уничтожен, всё, что было сделано человеком, было разрушено вместе с ним. Люди не понимают ценности жизни, убивая себе подобных ради денег и власти, забывая о том, что они – один биологический вид, вплоть до своего исчезновения. Отмывая свои по локоть в крови руки, героями становятся убийцы. А этими марионетками играет кукловод, заставляет их верить в то, что их поступки благородны.

Сегодня, 12 апреля 2016 года, умер город Харьков.

Никита сидел на холодном полу, беспомощно прижавшись к колонне. Он до сих пор не мог поверить в то, что происходило последние десять минут. Рядом кто-то непринуждённо подсел. Никита поднял взгляд и увидел перед собой темнокожего парня, который сидел у входа в метро.

– Ты не против? – спросил он у Никиты.

– Не против, – Никита не спеша подвинулся.

– Меня Дарвин зовут, – темнокожий начал разговор.

– Меня Никита, – Никиту заинтересовало такое имя, ведь не часто встретишь человека с именем Дарвин. – Красивое у тебя имя, необычное.

– Та нет… Меня люди с детдома нашли на этой улице… Так и назвали, – лицо Дарвина стало хмурым.

– Извини.

Наступило неловкое молчание, люди на станции перестали суетиться, кто уселся на скамейки, кто на пол. Устали стоять на месте.

– Ты кого-то искал на станции? – заинтересовался Дарвин.

Их разговор прервал работник метро, он попросил всех выслушать его.

– Внимание! Все слушайте сюда! В связи с непредвиденным инцидентом, произошедшим сегодня, мы все должны провести во временном укрытии, то есть на станции, трое суток. После ч…

– Зачем аж три дня, почему не сейчас? – из толпы возмутились.

– Попрошу не перебивать. Спасибо. Через три дня радиационный фон на поверхности спадёт до приемлемых значений для эвакуации из города в ближайшие населённые пункты. Для благоустройства во временном убежище есть служебный туалет, сухие пайки, консервы и питьевая вода. Спасибо за внимание.

– Ну хоть не подохнем тут, как последние собаки, – промямлила бабка.

– Радиационный фон? Это что, ядерная война?

– Три дня я не продержусь! Господи. У меня клаустрофобия.

– Слышал? Нас спасут! Мы будем жить!

– Слава богу, главное, дождаться.

В людей вселилась надежда на спасение, которое должно прибыть неизвестно как и откуда. Отвести туда, неизвестно куда. Вдруг больше нет выживших городов? Вдруг нет больше никого? Никакой большой земли, а лишь одни океанские пустоши? Мы следуем регламенту с завязанными глазами и ушами, полагаясь на одну интуицию. Веря в то, что спасение придёт к нам и вытащит нас из дыры.

Хотелось верить в лучшее.

По платформе метались продавцы с товарами, используя даже такой случай в качестве прибыли. Продавали от еды до всякой всячины, брелки, зажигалки, лейкопластыри, сигареты. Возможно, деньги уже никому не понадобятся. Но они об этом пока что не думают.

– Дайте поштучно семёрочку, – позвал продавца сигарет молодой, коренастый мужчина.

– Сколько, одну, две?

– Одну.

– Три пятьдесят, – ответил продавец, взяв из пачки одну сигарету.

– Давайте, – мужчина уже отслюнявил с кошелька сумму.

Мужчина уже отдал свои деньги за сигарету, только поднёс ко рту, как на него накинулась дежурная по станции.

– Курить запрещено! – отхватила сигарету прямо со рта и закинула себе в карман.

Мужчина с расстроенной гримасой продолжил стоять с зажигалкой, поднесённой к невидимой сигарете, провожая недовольным взглядом дежурную по станции. Порядок есть порядок.

Дарвин пропал из виду: пару минут назад стоял рядом с Никитой, а спустя мгновение, его уже нет. Никите представился момент подумать про всё, что было и есть наедине с самим собой.

Все жалеют о том, что не сделали. Он думал про звонок отца, последний звонок. Про то, что он сбросил, даже не зная его намерений. Что он хотел ему сказать? Вдруг он не собирался кричать на него, а первый хотел попросить у него прощения? Да, в это мало верится, но люди способны меняться. Теперь Никита никогда об этом не узнает.