Фрэнк Харди - Легенды Бенсонс-Вэлли

Он стал излагать план, который позволит захватить букмекеров с поличным. Лоутон впал в уныние. Методы работы Флаэрти вполне устраивали его. А теперь того и гляди придется выкладывать за пиво собственные денежки; конец случайным выпивкам, перепадавшим от букмекеров, конец фальшивым «лотереям», сбор от которых поступал в пользу полиции; а главное — прощай благожелательная терпимость, с какой привыкли относиться к нему горожане. А ведь на одно жалованье констебля не проживешь, промежду прочим!

— Решено, — подытожил Стерлинг. — Я займусь трактирщиком в Дилингли О’Коннелом, а вы — бакалейщиком Палмером, который орудует в бильярдной «Королевского дуба». — Он поднялся и добавил многозначительно: — И чтобы никаких таинственных исчезновений букмекеров! Я твердо решил устранить все, что стоит на пути закона и порядка в этом городе, и всех, кто потакает беззаконию!

— Нелегко их застукать! — сказал Лоутон.

Ему в голову пришла мысль, что надо ему добиться перевода, пока и его не упекли в каталажку.

— Половина жалоб, приходивших на Рассел-стрит из Бенсонс-Вэлли, — заметил Стерлинг, — касалась подпольных букмекеров.

— А кто писал-то? Ханжи какие-нибудь…

— Не только ханжи. Матери и жены тех, кто даже пособие по безработице просаживает на скачках.

— А может, букмекеры сегодня не работают? Суббота ведь, — завилял Лоутон.

— Знаю я их жадность, субботу-то они как раз и не пропустят. А мы нагрянем и застанем их врасплох.

Пока Лоутон нерешительно брел вниз по Мэйн-стрит, сержант Стерлинг отпер сейф, достал узел со старой одеждой, ботинки и переоделся в штатское. Он заменил каску потертой шляпой, пристроил под носом накладные усы; потом перелез через забор с задней стороны участка и по переулку направился к мосту Дилингли.

Никем не узнанный, он вошел в бар трактира Дэнни О’Коннела. Взял кружку пива, поставил у самого Дэнни десять шиллингов на фаворита в скачках с барьерами и тут же арестовал трактирщика за незаконное содержание игорного дома.

Тем временем констебль Лоутон добрался до «Королевского дуба», обуреваемый страхом перед Стерлингом и подогреваемый надеждой, что не застанет там букмекера Палмера.

Но Палмер, по кличке Муммаша, сам остановил Лоутона у двери бара. Палмер жил со своей матерью и из-за хронической шепелявости называл ее «муммаша» — отсюда и его кличка. Шепелявя больше обычного, он спросил Лоутона:

— Этот новый шобираетша наш накрыть, да, братец?

Маленький рост и верхняя губа, нависающая над нижней, словно клюв, делали Палмера похожим на хищную птицу.

Даже при милостивом правлении Флаэрти Палмер жил в вечном страхе перед арестом — боялся потерять место заведующего бакалейным отделением в кооперативном магазине; и все же жадность выгнала его из дому в этот день, несмотря на явную угрозу в лице Стерлинга.

— Собирается накрыть? Да ты уже накрыт! — сказал напрямик Лоутон. — Есть при тебе билетики, промежду прочим?

— Опомнишь, братец, — заныл Палмер. — Меня выштавят ш работы!

— Если я тебя отпущу, я сам вылечу со службы!

— Но я же штолько лет откупалшя…

— Не те времена; этот Стерлинг — крепкий орешек.

Весть о том, что предъявлены обвинения О’Коннелу и Палмеру, распространилась быстро, как пожар в зарослях. Остальные букмекеры в тот день прекратили свои операции, а в следующую субботу приняли все меры предосторожности; однако непредвиденный талант Стерлинга к перевоплощению и еще более неожиданное перерождение Лоутона Промежду-Прочим сделали свое дело. Очень скоро все подпольные букмекеры были привлечены к ответственности за нарушение закона об азартных играх, а трактирщики и кое-кто из их клиентов — за продажу и потребление спиртного в запрещенное законом время.

Люди стали поругивать нового полицейского, даже те, кому игра на скачках и частые выпивки были не по карману. Некоторым утешением, хотя и весьма слабым, явилось судебное преследование, возбужденное против мистера Тая, — он попался в Бридж-отеле, когда после карт выпивал по давнему своему обыкновению с бильярдистами команды АНА. Пока все пойманные на месте преступления протискивались к выходу, тщетно стараясь скрыться, Арти Макинтош не выдержал — остановился позлорадствовать над Таем.

— Может, еще одну пропустите, мистер Тай? — выкрикнул он.

И тут же был арестован за нарушение порядка.

Затем пострадали велосипедисты. Очень многие ездили без фар, а без заднего фонаря — почти все. Стерлинг и Лоутон, казалось, успевали устраивать засады буквально за каждым деревом. Вскоре все нарушители были занесены в списки.

Репрессии против букмекеров привели к тому, что резко увеличилось число участников воскресных сборищ, где развлекались так называемой австралийской национальной игрой — попросту говоря, орлянкой. Играли на плато, расположенном над долиной; местность была открытая, это позволяло издали заметить приближение нежелательных лиц, вроде Стерлинга и Лоутона. Тщательно продуманная сеть наблюдательных постов в течение целых трех недель расстраивала воинственные планы нового полицейского. Каждый раз, приблизившись к месту предосудительных занятий, он заставал там только любителей футбола, лениво гоняющих мяч.

На четвертое воскресенье сигнальщик, стоявший у шоссе, заметил бегущего спортсмена, должно быть, участника какого-то кросса, в фуфайке, шортах и парусиновых туфлях. Бегун, видимо порядком выдохшийся, поднялся на холм и медленно затрусил через выгон. Есть же такие идиоты на свете! — подумал сигнальщик, когда спортсмен пробегал мимо. Сигнальщику бросились в глаза очки, густые усы и свойственное бегунам на дальние дистанции стоически-измученное выражение лица.

Бегун миновал вторую линию стражей и очутился у самого круга играющих, не возбудив никаких подозрений. Он протолкался через кольцо игроков.

— Готово, мечи монеты! — выкрикнул ведущий игрок, у которого на ладони лежали две монетки.

Сержант Стерлинг — это и был бегун — арестовал обоих, а также кассира и конфисковал монеты, как вещественное доказательство.

Вскоре пал жертвой Стерлинга и Рыжая Макушка Пиктон; его задержали в то время, как он, сидя на крыше аристократического клуба АНА, привязывал мокрый мешок к печной трубе бильярдного зала.

Правда, вслед за этим Стерлинг снискал расположение Флеминга и Дигдича, а может, и всего города: он арестовал пресловутого Дэйва О’Кифа за кражу овец.

И все-таки многие обитатели Бенсонс-Вэлли продолжали сомневаться в чистоте намерений нового полицейского; они утвердились в своих сомнениях, когда он обратил внимание на «тропу влюбленных». Тропинка эта вилась вдоль речки Дилингли, и ее часто посещали юные и не слишком юные влюбленные, питающие склонность к одному из немногих наслаждений, еще оставшихся нам в этой жизни. Стерлинг задержал там семь парочек, и даже то, что в числе их оказалась развращенная дочка управляющего банком, не увеличило популярности сержанта.