Фрэнк Харди - Легенды Бенсонс-Вэлли

Второй вопрос, возникший в связи с грядущим великим судилищем, касался адвоката. На вопрос: «Должны ли мы нанять адвоката?» — большинство ответило: «Нет!» Разумеется, жители Бенсонс-Вэлли знали преимущества законного представительства, но местным орлом-законником являлся Николсон, прозванный Прыгунчик Джек, однако ему не часто случалось выступать в суде, а чтобы он выиграл дело — о таком никто не слыхал.

Поэтому большинство решило обойтись без адвоката. Дэйв О’Киф намеревался защищаться сам из чистого принципа: он всегда выступал собственным защитником, даже когда его обвинили в убийстве, а кража овец, рассудил Дэйв, скорее традиционная местная забава, чем преступление, ведь именно эта забава заложила в свое время фундамент благосостояния семьи Флемингов! Тай и Дигдич все же примкнули к тем немногим, кто нанял Прыгунчика Джека.

У сержанта Стерлинга теперь в городе остался единственный верный сторонник — адвокат Николсон. Никогда еще у Прыгунчика Джека дела не шли так хорошо. Скоро он загребет кучу денег, а до этого предстанет во всем блеске перед огромной аудиторией!

Когда адвокат подошел к воротам суда, группа ответчиков и зрителей почтительно расступилась. Николсон один не выказывал никакого трепета перед лицом закона. Бойко подпрыгивая, он направился в здание.

Сквоттер Флеминг, твердо решив посрамить Стерлинга, пригласил адвоката из Мельбурна. Никогда со времени последнего пожара в зарослях Флемингу и его сыну не были так близки их сограждане — ведь сейчас им снова угрожал общий враг.

Констебль Лоутон отворил скрипучую дверь, и люди гуськом потянулись в холодное, внушающее невольный трепет помещение, где всего лишь сто лет назад приговаривали к телесным наказаниям за проступки куда менее серьезные, чем те, о которых речь пойдет теперь.

Прыгунчик Джек сел за стол рядом с сержантом Стерлингом, лицом к возвышению, где было место судьи.

Судья появился из внутренних помещений. Лоутон Промежду-Прочим предложил встать, и весь зал поднялся. Судья, маленький человечек с хитровато косящим левым глазом, облаченный в поношенную черную мантию, занял свое место.

Первыми слушались дела о запрещенных азартных играх. Но адвокат выступил в защиту только одного из букмекеров, Муммаши Палмера. Трое даже не соблаговолили явиться, полагаясь на надежное, неоднократно проверенное правило: если букмекер попался в первый раз, ему нечего особенно беспокоиться. Дэнни О’Коннел решил защищаться сам и ничего не потерял, надо сказать.

Прыгунчик Джек начал с того, что яркими красками расписал солидное положение, занимаемое Муммашей Палмером среди граждан Бенсонс-Вэлли.

— Тем больше оснований, мистер Николсон, чтобы он показывал пример достойного поведения, — ехидно вставил судья. — Мы имеем показания констебля Лоутона: он обнаружил у подсудимого билеты, выдаваемые в удостоверение того, что сделана ставка на скачках.

— Ваша милость, — отвечал Прыгунчик Джек с той раболепной интонацией, которой всегда в совершенстве владели одни юристы да еще в свое время Урия Гипп. — Смею почтительно указать, что человек такого общественного положения, как мой подзащитный, при всем желании не мог…

— Не должен был, хотите вы сказать! — сурово, без намека на иронию, как и надлежит полицейскому обвинителю, прервал Николсона сержант Стерлинг. — Улики очевидны и неопровержимы.

Палмер попробовал вывернуться, сославшись на возможность ошибки в установлении личности.

— Кто-нибудь другой дал конштеблю эти билетики, — сказал он.

— Валяй, Муммаша! — заорал из зала Арти Макинтош.

Судья призвал его к порядку.

Приговор Муммаше Палмеру гласил: штраф в пятьдесят фунтов и предупреждение: в случае повторного ареста по аналогичному поводу последует заключение в тюрьму без замены штрафом.

Следующим перед судом предстал Дэнни О’Коннел., Он отказался присягать и предпочел дать показания, не подтвержденные присягой, — иначе были бы нарушены его неколебимые религиозные убеждения, запрещающие ему лгать под присягой. О’Коннел объяснил суду, что, получив от сержанта Стерлинга десять шиллингов, он подумал, что тот просто заказывает десять бутылок пива. Приговор Дэнни О’Коннелу был аналогичен предыдущему: пятьдесят фунтов штрафа и предупреждение. Такое же наказание постигло не явившихся пред светлые очи его милости букмекеров.

— Как ни верти, а я вот что скажу, — заявил во всеуслышание Аткинс по прозвищу Как-Ни-Верти. — С защитником или без, очно или заочно, под присягой или без присяги — как ни верти, один черт!

Эти мудрые слова несколько приободрили остальных трактирщиков. Дэнни О'Коннел сделал еще одно заявление, не подкрепленное присягой: люди, пившие в его, О’Коннела, буфете, проживали в номерах при трактире и даже значились в регистрационной книге.

Стерлинг спросил:

— И вы думаете нас уверить, будто мистер Тай, секретарь муниципалитета, станет ночевать в вашем заведении, имея прекрасный дом в нескольких шагах от трактира?

Дэнни оштрафовали еще на полсотни фунтов и предупредили, что в следующий раз о нем будет сообщено в департамент по выдаче лицензий. Лишением права на торговлю пригрозили и остальным четырем содержателям трактиров. Это не на шутку встревожило их всех, даже Затычку Мэннерса, который до последней минуты все твердил в свое оправдание, будто честнее его нет человека во всем городе.

После перерыва на завтрак последовала целая вереница бесфарных велосипедистов. Они признавали себя виновными, их штрафовали — эта канитель тянулась и тянулась, пока Как-Ни-Верти Аткинс неожиданно не внес веселого разнообразия в ход заседания.

— Я не виновен, — заявил он, когда его спросили, признает ли он свою вину. — Как ни верти, а я объясню почему.

— Вы отвергаете правильность показаний свидетелей об отсутствии на вашем велосипеде головного и хвостового освещения?

— Нет, не отвергаю. Говорю же: как ни верти, а надо объяснить, в чем дело, — упорно продолжал свое Аткинс, хитро подмигивая. — Ну, услышал я про нового полицейского, что он, как ни верти, цепляется к людям, коли у них света на велосипедах нет! Тут я, как ни верти, махнул в универмаг, спрашиваю в скобяном отделе эти самые фары. А там и так вертели и этак и говорят — как думаете, что? «Сколько лет их и в помине не было!»

Эта остроумная, хоть и не вполне убедительная линия защиты была оценена по достоинству. На балконе захохотали.

— Я, как ни верти, и еще скажу! — громко крикнул Аткинс. — Как ни верти, ничего не поделаешь: зашел еще в три магазина…

— Смотри, как бы не стошнило от твоего вечного верчения! — крикнул кто-то.

Шутка пришлась к месту и вызвала новый взрыв смеха. Судья, подмигнув на этот раз здоровым глазом, прекратил слушание дела против Как-Ни-Верти Аткинса и объявил заседание закрытым.