Фрэнк Харди - Легенды Бенсонс-Вэлли

— Послушай, Джимми Янгер, — сказала она, — отца нет дома, ты только тратишь понапрасну время.

Прежде чем они собрались ответить, она повернулась и ушла в дом, захлопнув за собой дверь.

— Мне надо было выйти, — вяло запротестовал Дарки, однако ничего не предпринял.

Снаружи снова раздались голоса, но более спокойные, словно там происходило совещание. Потом стало слышно, как Янгер сказал:

— Ну что ж, пошли назад в бар.

Женщины отправились на кухню. Дарки снова уселся в кресло и попытался углубиться в репортаж о скачках, но тут же он яростно скомкал газету и тупо уставился в окно. О чем бы он ни старался думать, мысли неизбежно возвращались к пережитому унижению и челюсти сжимались.

Так он просидел с полчаса. Потом в тишине послышались медленные шаги — кто-то шел по прихожей. В комнату вошел Кевин. Его правый глаз заплыл и казался сплошным огромным синяком, вся правая сторона лица раздулась. У него был вид наказанного ребенка.

Дарки молча смотрел на него.

— Ну, я подрался с ним, — объявил Кевин. — Ты и сам видишь.

— Я не велел тебе… — сказал Дарки.

— Так вышло, отец. Когда он вернулся в бар, он сказал, что вызывал тебя, но ты не вышел. Он сказал это громко, на весь бар… И обозвал Кэти…

— Как обозвал?

— Потаскухой. Сказал, что ты трус, а Кэти потаскуха.

Дарки выпрямился, глаза его блуждали, кровь бросилась в голову.

— Я должен был драться с ним, — продолжал Кевин. — «Никто еще не смел говорить мне такое», — сказал я ему. Мы дрались на улице возле трактира. Ну, все кончилось тремя ударами. Он левой двинул мне в глаз. А когда я падал, он еще правой влепил мне в подбородок, и я полетел на тротуар. Он здорово это делает. Я не видал еще, чтобы кулаки работали так быстро и били так крепко… На меня вылили ведро воды… тогда я смог подняться на ноги…

Не говоря ни слова, Дарки встал и прошел мимо Кевина в прихожую. Бросив быстрый взгляд в сторону кухни, он тихо нажал на дверную ручку. Кевин молча следил за ним.

Ранние сумерки вступали в долину, ведя за собой легкий холодок. Сойдя с тротуара, Дарки повернул и по отлогой тропинке стал спускаться с холма в город. Откуда-то доносились звуки губной гармошки, играли что-то незнакомое. На мгновение Дарки остановился, поежился от холода и стал заворачивать рукава своей белой рубашки, так чтобы складки легли плотно над локтями, как у игрока в крикет, готовящегося прогнать мяч через воротца.

Дойдя до Мэйн-стрит, Дарки повернул направо, мимо гаражей, украшенных веселыми разноцветными рекламами. Он шел размеренным шагом, словно ему некуда было спешить, но что-то решительное и непреклонное было в негромком стуке резиновых подошв его туфель по асфальту тротуара. Он широко ставил ноги, и корпус его слегка покачивался.

В свете фонаря перед зданием городской сберегательной кассы Дарки заметил неясную фигуру идущего навстречу человека.

— Здорово, Дарки! — сказал прохожий, поравнявшись, и в голосе его прозвучало сочувствие.

Все в городе, от малых ребят до стариков, называли его «Дарки», словно это имя он получил при крещении и у него не было фамилии.

Дарки не ответил. Когда он прошел мимо, человек остановился у фонаря, потом повернулся и на почтительном расстоянии пошел за ним.

Дойдя до «Королевского дуба», Дарки напустил на себя важный вид. Напротив, у освещенной витрины аптеки, стояло несколько человек. Увидев Дарки, они замолчали и повернули к нему головы; он направился к главному входу в бар. Болтавшие у аптеки стали переходить улицу.

У входа в бар Дарки на миг задержался и перевел дыхание. Потом решительно толкнул крутящуюся дверь и вошел, чуть не сбив с ног группу выходивших пьяных посетителей в забрызганных пивом пиджаках. Он встал в дверях, широко расставив ноги, не давая ей закрыться.

Гул голосов в длинном зале бара сразу оборвался, как будто неожиданно выключили радиоприемник. Около сотни людей, находившихся в разной степени опьянения, как по команде, повернули головы к двери, забыв о кружках с пивом в руках и на залитой пивом стойке. Трактирщик остановился как вкопанный, держа в растопыренных пальцах правой руки четыре пустые кружки. У его светловолосой жены, сидевшей на высоком табурете у кассы, округлились глаза. Двое барменов замерли на месте и как зачарованные глядели на Дарки. Сразу угомонилась группа посетителей, игравших в углу в «хуки». Один из игроков, полуобернувшись, застыл с битой в руках, словно позируя для кино.

Джимми Янгер обернулся вместе со всеми. Он стоял, положив правый локоть на стойку, упираясь ступней правой ноги в железную перекладину. Левый кулак его инстинктивно сжался, ноздри широкого носа дрогнули. Перед ним на стойке стоял стакан пива, золотистые пузырьки поднимались со дна. Янгер сощурил глаза и помотал головой, делая вид, что немножко ослаб от алкоголя, хотя в этот день он пил пиво только маленькими стаканами.

Дарки стоял все так же неподвижно, мышцы ног его напряглись под сукном серых брюк — он словно готов был оттолкнуться от пола и одним прыжком перелететь расстояние, отделявшее его от стойки. Это была великолепная поза, достойная событий, неизбежность которых она предвещала. Но сам Дарки чувствовал себя не так хорошо, как это могло показаться с виду. Сердце стучало необычно сильно, колени вдруг ослабели. Такой ли я, как прежде? Этот проклятый вопрос бился у него в висках вместе с кровью… Ладно, скоро увидим. Как бы то ни было, долго драться здесь не дадут, а на улице уже слишком темно…

Дарки опустил руки и шагнул вперед. Дверь закрылась за его спиной. Он двинулся прямо на Янгера. Люди отодвигались, давая ему дорогу. Он шел теперь уверенно, далеко отводя от бедер руки, будто напружившиеся мускулы мешали держать их по швам.

Когда между Дарки и Янгером оставалось не больше нескольких шагов, визгливый вопль миссис О’Коннел разорвал тишину. Она спрыгнула с табурета и побежала из бара, крича:

— Я позвоню в полицию!

Ее супруг бросился за ней.

— Не надо, Марго! Это ни к чему… Полицейские на стадионе в Дилингли…

В глубине души трактирщик не хотел связываться с полицией: он уже не раз платил штраф за недозволенную торговлю спиртным и азартные игры. Ему полиция была ни к чему.

О’Коннел вернулся в бар. Увидев, что Дарки уже стоит рядом с Янгером, он зашел за стойку и занял позицию прямо напротив них.

Янгер не двигался, он только слегка расслабил мускулы рук. Дарки бросил на стойку двухшиллинговую монету.

— Налей-ка кружку пива, — сказал он хрипло.

О’Коннел взглянул на часы, висящие над дверьми. Стрелка показывала три минуты седьмого. Пора было закрывать бар.

— Очень сожалею, Дарки. Пиво все вышло.

Дарки тоже обернулся к часам.