Вероника Алексеевна - Пятый дневник Тайлера Блэйка

«Жизнь ангела Смерти» должна была получится идеальной! Ему не нужна была бездушная и глупая песенка! Ему была необходима величайшая симфония века! Он хотел слышать овации! Он хотел увидеть в зрительном зале, как его милая Карли встанет и будет громче всех аплодировать ему. Ему было необходимо, чтобы этот подарок был лучшим. Ведь это был подарок ее жизни. Это и была ее жизнь. В композиции Тайлер всеми силами старался передать ее. Он хотел на языке музыки рассказать все то, что ему пришлось пережить, что пришлось пережить им с Карли. В симфонии просто необходимо было показать, как красива и прекрасна была его сестра. В этой композиции должны быть ее горькие слезы и ее прекрасный смех. В этой симфонии просто необходимо показать то, за что так сильно Блэйк любил ее. И он писал. Он писал свою историю любви. И любовь эта была ничуть не менее сильна, чем в тот самый момент, когда Карли только родилась. Она была даже сильнее. Это было самое сильное чувство из всех, что испытывал Тайлер. Оно витало вокруг него, душило своей красотой и ласкало ему все тело. И Тайлер хотел передать в одной лишь симфонии это чувство. Он хотел, чтобы Карли, услышав «Жизнь ангела Смерти» почувствовала все то же самое. Хотел добиться максимального возбуждения во всем зале, показать, что эта любовь – это смысл жизни. Смысл жизни, который должен быть у каждого человека. Тайлер у хотелось, чтобы от нот каждый из находящихся в зале, каждый из тех, кто будет играть эту симфонию, задрожали от того приятного и пронизывающего холода, проползающего вдоль позвоночника. И чтобы именно от этого холода их бросало в жар.

«Жизнь ангела Смерти» должна была стать симфонией самой сильной боли и самой сладкой эйфории. Это должна была быть ария самого Всевидящего и переписать ее под Его диктовку обязан был сам Блэйк. И лишь после того, как он услышит овации, он сможет лично признать себе, что он «гений».

И он писал. Он убивал себя изнутри, выплескивая всего себя и все свои чувства на бумагу. На лист бумаги с нотами, которые должны были превратить этот текст без слов в самую великолепную музыку.

Саму симфонию Тайлер писал целый месяц и еще половину месяца он репетировал ее с оркестром. Он запрещал ее слышать Клоду или Карли. Эту симфонию он доверил лишь самому себе и музыкантом. Ричарда же Блэйк заверил в том, что тот услышит «истинное пение ангелов», когда Тайлер будет руководить оркестром. Тайлер пообещал Клоду самые незабываемые эмоции в его жизни, и он не лгал, он не собирался нарушать своего обещания.

Тайлер был максимально строг к музыкантам, потому что хотел, чтобы концерт прошел идеально. Но и те старались, как могли. Они выкладывались изо всех сил и те из них, кто не просто играли, но и слушали, выходили со сцены на дрожащих ногах. И Тайлер, глядя на них, понимал, что у него получилось. У него вышло именно то, что он хотел, потому что его музыка вызывала тот самый эффект, который был нужен. Она вызывала необходимый ему экстаз и боль в области груди, на которую потом страшно жаловались музыканты после репетиции, когда Тайлер мельком подслушивал их разговоры.

Наконец, настал день концерта. Тайлер смог достать бесплатные билеты для Карли через Клода, так что она сидела в лучшей ложе рядом с Ричардом и его женой. Он хотел, чтобы она слышала и видела, что он создал для нее.

Перед выступлением Блэйк не пил успокоительное, чтобы самому прочувствовать все то, что собирался играть и слушать. Он хотел насладится своим детищем. И вот, он вышел на сцену. Он коротко поклонился зрителям, а после повернулся к музыкантам. Он дождался полной тишины в зале сделал три легких коротких удара кончиком палочки по краю пюпитра, на котором были нотные листы. Тайлер коротко кивнул своим музыкантам, своим верным воинам, как всегда делал это на репетиции и дождался, когда те ответят ему таким же кивком. Вся эта сотня человек кивнула ему совершенно синхронно, как он и заставлял их делать на репетиции. Он хотел, чтобы все было идеально. И начало было идеальным. Он не успел начать работу, а уже вспоминал, как всегда кивал Альберту перед игрой. Но все эти люди, все они никогда не смогли бы заменить ему Улама.

И Тайлер стал дирижировать. Он не смотрел на ноты и делал все практически с закрытыми глазам, полностью погрузившись в симфонию. Он дирижировал, управляя сотней пар рук и погружался в композицию все сильнее. Он чувствовал, как его тело и душа сливаются с мелодией и переплетаются воедино. Его сердце замирало, а из глаз на второй минуте игры начинали сочится слезы. Тайлер Блэйк сгорал в экстазе, который создавал собственными руками, и готов был извиваться прямо на сцене, выгибаться и подаваться вперед к музыке от возбуждения. Ему было плевать на зал. Ему было плевать на зрителей, – он слишком увлекся тем, что слышал. В его голове, в его совершенно потерянном и обезумевшем сознании остались лишь слабо трепещущие мысли о Карли. Он знал, он чувствовал, что она сидит в зале и слышит его. Она слышит громкие стоны и крики его души. И ее душа тоже замирает. Она стонет и извивается от агонии и любви, что переполняет сердце юной девушки. Тайлер знал, что она, Карли, в тот момент чувствовала все то же самое, что чувствовал он, когда создавал эту симфонию для нее.

И в тот день ангел Смерти снял маски со всех, кто слышал историю его жизни. Он буквально сорвал карнавальные костюмы, он сорвал с душ людей ложь, в которой они погрязли, оставляя их обнаженными в зале. Они слушали не музыку. Они слушали откровение. Самое чистое и самое искреннее откровение, которое навечно должно было избавить их от похоти. Которое за счет всей той любви, которая была пожертвована ему, тех жизней, каких стоила эта музыка, оно должно было омыть этих людей от серости.

Это был триумф Тайлера Блэйка, величайшего гения музыки в этом чертовом сером мире, и фиаско великого Всевидящего, единого отца всего этого мира.

Музыка долго разливалась по всему залу со сцены, но, когда слушатели стали задыхаться от того, как глубоко они уже погрузились в эту мелодию и насколько сильно поглотила их вся та любовь, все то безграничное чувство, которое все эти годы испытывал Блэйк, музыка умолкла. Тайлер опустил палочку и красными от слез глазами посмотрел на музыкантов.

Все затихло.

Весь зал застыл в гробовой тишине. Все умерло в тот самый момент, когда перестала играть музыка. Когда «Жизнь ангела Смерти» закончилась и несчастное крылатое существо, потеряв свои крылья, стало падать вниз. Вниз, в серый и ужасный мир. Все было мертво, и теперь Тайлеру оставалось лишь выждать момент, чтобы повернуться лицом к своему миру, родившемуся заново. Он не знал, что он увидит, а потому несколько секунд стоял спиной к залу, застыв с затаенным дыханием. Его коленки задрожали от страха. Тайлер боялся обернуться и увидеть пустой зал. Он боялся, что его не слушали, не услышали и что он опозорился хуже, чем, когда бы то ни было. Он боялся, что не заметил, как отвернулась от него Карли, пока разум его был полностью поглощен собственным возбуждением и музыкой. Тайлеру показалось, что даже фрак, который был на нем в тот момент, начал душить его. И все это длилось пару секунд. Пару секунд тишины, которые превратились в вечность для перерождения.