Ли Чайлд - Манхэттенское безумие (сборник)

Когда Иззи обернулся и увидел Сэма, то спросил:

– Ты зачем сюда явился?

Сэм подождал немного, потом спросил:

– Зачем ты это делаешь, Из?

Иззи нагнул голову, посмотрел туда-сюда, потом встретил взгляд Сэма и ответил:

– Заткнулся бы ты, а? Тоже мне, праведник!

– Из, Из! Тебе что, бабок не хватает?

– Ну, не у тебя же мне их брать!

– Из, перестань! Нельзя так делать!

– А может, это совсем не то, что ты подумал?

– Может быть, – сказал Сэм.

И впрямь, правильно ли он оценил ситуацию? А что, если Иззи просто должен отвезти кому-то эту шину и это была совсем не та шина, про которую спрашивал механик?

Тут в магазин вошел покупатель. Сэм некоторое время болтался рядом, изучал всякие схемы и таблицы, а также маркировку шин. Покупатель заплатил остаток суммы за произведенный ранее ремонт, велев Иззи непременно передать от него благодарность хозяину за разрешение заплатить в рассрочку. Когда он наконец вышел, Иззи остался стоять за прилавком. И сказал:

– У меня к тебе один вопрос.

– Выкладывай, – ответил Сэм.

– Ты вонючий коммунист или нет?

– Послушай, Иззи, это вовсе не так, и ты прекрасно это знаешь. Иногда бывают всякие случайности – ты сам такого не ожидаешь. Мы с Салли любим друг друга, очень любим. У нас это уже год. Нет, семь месяцев, две недели и три дня – столько времени мы знакомы. Я хотел бы, чтоб ты был моим шафером на свадьбе. Ради нас обоих. Будешь? Свадьба за день до праздника святого Валентина. Так Салли решила, чтобы я никогда не забывал, когда отмечать очередную ее годовщину. Будешь шафером?

У Иззи кровь отхлынула от лица. Он сунул руку под прилавок и достал оттуда перемазанную маслом стальную монтировку, медленно положил ее на прилавок и сказал:

– Как тебе это понравится, сержант?

Слово «сержант» он произнес с преувеличенным презрением, таким, какого можно ожидать от плохого театрального актера. Сэму такое уже было знакомо – Салли несколько раз удавалось уговорить его поехать в центр города в театр, чтобы они тоже могли приобщиться к культурке.

Как вот сегодня. Сегодня они с Салли собирались рвануть на метро в центр, перехватить на бегу хот-дог прямо с тележки разносчика, чтоб успеть на постановку «Энни, хватай ружье». А после театра зайти в какое-нибудь симпатичное местечко и выпить. Мать Сэма помогала Салли с шитьем – Сэм не знал, что они там затевают, он понял только, что это будет новое платье. Пока они ехали в поезде подземки, Салли куталась в огромную шаль, плотно ее облегавшую, чтобы Сэм ничего не разглядел. Но когда они вышли на платформу, она сбросила с плеч эту светло-кремовую мягкую шаль, и у Сэма аж дыхание перехватило. Платье обнажало плечи, было присобрано в талии и падало к бедрам пышным колоколом, а потом лилось водопадом рубиново-красного оттенка, чуть прикрывая колени. На ногах у нее были черные туфельки на каблуках, украшенные сверху красными шелковыми розочками.

После спектакля и короткого забега в кафе в конце того же квартала перекусить ватрушкой они направились к метро. Погода стояла отличная. Было видно все звезды, даже несмотря на яркие отсветы реклам. Сэм жалел, что не может устроить так, чтобы ночь длилась бесконечно, дольше, чем те десять часов, которые она должна была тянуться. Но когда заметил телефонную будку в переулке, в паре шагов от себя и по пути к станции метро, то извинился и сказал, что должен позвонить, потому что Хирш любит, чтобы подчиненные докладывали ему о своих передвижениях.

Когда он вернулся, Салли спросила:

– Тебе нужно ехать, да? Тогда поезжай, милый. Я и сама отлично до дому доберусь.

– Нет уж, спасибо. Я хотел бы поцеловать тебя на прощанье прямо на ступеньках перед дверью.

По дороге к ее дому Сэм старался вести себя достойным образом; он помнил, что здорово вспотел, что от него несет по́том, так что держал руки при себе. Перед ее дверью он крепко ее поцеловал, отпустил ее и помахал ей рукой, когда она была уже за порогом и видела его только сквозь стекло двери. После чего отправился на место преступления – в старый многоквартирный дом на Авеню С, где жили мать Салли и ее брат Иззи. Он не знал точно, что там произошло, но в любом случае не хотел, чтобы она там оказалась.

Дом номер 216.

Детектив Хирш неспешно прошел по тротуару и поднялся на крыльцо, где поперек входа уже была натянута веревка ограждения, привязанная к перилам с обеих сторон. Он предъявил патрульному полицейскому свое удостоверение, потом увидел приближающегося Сэма и остановился подождать его. Другие полицейские сдерживали толпу любопытных и одну обитательницу дома, вернувшуюся с работы. Вокруг больше ничего не было, одни лишь полицейские машины у тротуара.

А вот внутри все было совсем иначе. Внутри было полно крови, целые лужи на деревянном полу, на стенах и на ковре. Пятно крови впиталось в подлокотник светло-зеленого дивана возле окна, в котором сидела миссис Джейкобс, придерживая занавеску, в последний раз, когда Сэм ее видел. Белые чехлы с подголовника и одного подлокотника были сорваны.

Тело Иззи лежало в кухне. Когда Сэм туда вошел, полицейский фотограф как раз делал снимок крупным планом лица Иззи, на котором возле рта был хорошо виден V-образный порез, доходивший до края нижней челюсти. Детектив Хирш заметил, что такую метку обычно ставят шестеркам в тюрьме, такой шрам используется в качестве абсолютно точной метки стукача. Но оставлять такой знак на трупе – это западло.

– Ты все записываешь, Рабинович?

Сэм уже достал свой блокнот, но зафиксировал только смазанное пятно крови на дверном косяке. Голова у него была словно заполнена желатином. Нет, в глазах не было слез, нет-нет. И в горле не стоял сухой комок.

Из! Стикбол – это Из! Модель самолета – это тоже Из. Товарищ по оружию рядовой Изадор Джейкобс. Который очень скоро должен был стать его шурином. Иззи. Как такое могло случиться? Мысли Сэма тут же переместились на Салли. Как она это переживет? Он сейчас думал только о ней, словно держал ее в своих объятиях, словно мог передать ей свою силу и стойкость. Боже, помоги ей держаться, если кто-то успеет сообщить ей об этом раньше него!

Детектив Хирш провел Сэма по коридору к спальне, указывая по пути на кровавые следы на уровне локтя.

– Он ее тут тащил. Видишь, какие следы на полу, – говорил он, тыкая пальцем на черные полосы. Старая дама Джейкобс всегда носила высокие шнурованные ботинки с черными подметками.

Войдя в спальню, Хирш кивком указал на кровать, на которой лицом вниз лежала миссис Джейкобс, свесив вниз голову, словно пытаясь отыскать что-то упавшее на пол. Сэму была видна ее щека, так что он сразу понял, что это она, хотя ее волосы были выкрашены в рыжий цвет, а не седые, как в последний раз, когда он ее видел. Рыжие, потому что в последние дни ее состояние настолько улучшилось, что Салли приехала сюда, чтобы помочь матери покраситься, и они чуть не проделали то же самое с волосами Салли.