Светлана Тулина - Котдог

Что ж, спасибо и на том.

– Щенок!

Ругательство из самых грязных, а в голосе нет даже сильного раздражения – так, самую малость. И куда больше удовлетворенно-мурлыкающих ноток. Приятно, когда твои предположения сбываются. Пусть даже это были и не самые хорошие предположения.

– Я так и знала: ты что-нибудь да выкинешь. Что-нибудь этакое. Ты ведь не можешь без фокусов.

Приятно чувствовать себя самой умной. Даже когда ты Старшая Леди. Даже когда – Самая Старшая.

Леди Мьяуриссия подошла ближе, разглядывая обвисшего на руках охранниц Ксанта с неприятной дотошностью – так хозяйка рассматривает незнакомое мясо, раздумывая, стоит ли его ощипывать перед приготовлением или и так сойдет.

– И на что ты надеялся? – спросила она почти участливо. – У тебя ведь не было ни малейшего шанса.

Ксант сплюнул кровью, улыбнулся – ну, во всяком случае, он очень надеялся, что это выглядело именно как улыбка:

– Знаю. Но попытаться-то стоило?

Леди Мьяуриссия фыркнула. Задумчиво постучала длинным когтем по острому клыку. Произнесла негромко, ни к кому не обращаясь. Скорее просто рассуждая вслух:

– Что ж, все к лучшему. Эти суки слишком зазнались. Лоранты же ясно сказали, так нет, сами виноваты. Впрочем, Лоранты тоже хороши… Опомнились! Столько времени жили без них прекрасно – и дальше проживем. Мы вам не собачки, чтобы по первому зову… – Тут ее бесцельно блуждающий взгляд снова остановился на Ксанте. Стал осмысленным. И его выражение очень не понравилось объекту разглядывания.

– Что же касается тебя… Леди Вивьерра была права. Ты слишком высоко прыгаешь. Так и разбиться недолго. А ты слишком важен. И раньше был, а сейчас так и вообще…. Что ты о себе вообразил, мальчик? Думал, если хорошо научился трахаться – так эти глупые старые сучки тебе все простят? Сучки, может, и простили бы. На то они и сучки. А мы – Леди, мальчик. Ты напрасно забыл об этом.

– И теперь меня накажут за забывчивость? – Ксант растянул саднящие губы в усмешке так широко, что стало больно. Но Старшая Леди-мать шутки не приняла.

– Нет. Наказывают щенков. А ты… Ты послужишь примером. Роскошным примером того, как не надо себя вести молодым котятам, если они хотят сохранить при себе свои яйца.

Когда такое решение принимает Комитет Защиты нравов, еще есть какая-то надежда. Да что там – вполне реальная надежда! Подумаешь, Комитет! Да кто вообще будет слушать этих старых шлюх?

Если решение принимает Совет Матерей…

Ну, тогда тоже остается надежда на то, что его все же не утвердит Старшая Мать, а без ее слова…

Если такое решение принимает сама Старшая Мать, надежды нет.

Никакой.

Впрочем, нет. Кое-какие надежды остаются даже и в этом случае.

Ксант, например, очень надеялся, что его улыбка осталась по-прежнему наглой и высокомерно-непрошибаемой. Он очень на это надеялся.

Она знала, что виновата. Страшно виновата. И будет наказана.

Пусть. Это даже хорошо. Еще одно доказательство, что она старалась не зря. А уж как она старалась!!! Ее визг, наверное, был хорошо слышен не только на обоих берегах, но и далеко в степи и лесу. В поселке наверняка слышали. Она умела очень громко визжать, если требовалось. Даже Вит ошалел немного и всё старался втянуть голову в плечи.

Она никогда не думала, что форма ритуального отказа ей когда-нибудь пригодится, это ведь только для элиты, для Вожаков, не для нее, она не думала даже, что помнит эту форму, ведь прошло уже не менее четырех сезонов с тех занятий, никому не нужных, скучных и, казалось, забытых на следующий же день. А вот поди ж ты – даже не сбилась ни разу. Даже ритм не нарушила. Добавила, правда, кое-что от себя – но это так, для пущего эффекта и чтобы не думали, что есть хотя бы малейшая возможность хоть что-то исправить.

Она визжала им прямо в лица, а они только прижимали уши и шипели в ответ с полуразобранного моста. Не будь мост разобран, она, наверное, вцепилась бы в них – руками, ногами, зубами, всем, чем смогла бы. Потому что это уж наверняка отвлекло бы их внимание. Но между целой секцией моста и островом оставалась широкая полоса воды, и ей оставалось только визжать и надеяться, что этого достаточно. И что никто из них, ошарашенных ее визгом, не обращает внимание на такую необычную вещь, как плывущий кот. И не бежит по берегу наперерез…

Это было единственное, чем она могла искупить свою настоящую вину – ту, за которую ее никогда не смогут наказать ни Вожаки, ни даже Вит. Просто потому, что не догадаются они никогда именно про эту ее вину, не сумеют и не поймут.

Вину в том, что оказалась она такой ничего не понимающей дурой…

Он был готов, она видела это. И слышала – он даже петь уже начал. Все, как у них положено. Он ведь согласился уже, а он честный, и, значит, все бы сделал, как надо. Если бы только она сама всё не испортила, не настояла, как последняя дура… Ну да, конечно, какая же свадьба без красавчика-Вита…

И кто за язык тянул, идиотку?!!

Он же все объяснял, столько раз объяснял… Ему же и в голову прийти не могло, что она так ничего и не поняла.

О, Лоранты, как же это, наверное, страшно – вдруг понять, что та, кому ты доверял, считая всёпонимающим умным и хорошим человеком и даже уже почти что своим другом, на самом деле просто полная и совершенно ничего не понимающая дура. Или же наоборот – умная дрянь, которая как раз таки все очень хорошо понимает.

И не понятно даже, что хуже.

А еще этот взгляд…

Взглядом можно куда больше сказать иногда, чем любыми словами. Всего один взгляд – и ты все понимаешь. И цепенеешь от ужаса, потому что исправить хоть что-то уже невозможно. Поздно. О, Лоранты, как же многое можно понять по случайно перехваченному взгляду!

Особенно когда предназначен он не тебе.

Она глубоко вздохнула. Вскинула голову. И вышла из глубокой тени между конурами на ярко освещенный пламенем Дюз центральный выгул. При ее появлении возбужденный гул стих, словно кипящий котел накрыли крышкой. Слышно только, как потрескивают поленья высоко над головой. Сегодня были задействованы четыре дюзовые площадки, и четыре световых конуса сходились на центре выгула. Земля тут утрамбована ногами до звона, ярко освещенный круг похож на бубен, в который беззвучно бьют сверху четыре светопада. И лишь шаги разносятся гулко – ее шаги. Сегодня круг маленький, – и она по-прежнему одна под безжалостным светом пламени Дюз. Свет бил со всех сторон, от него невозможно отвернуться, и нету тени, в которой можно было бы спрятать лицо. Она зажмурилась и выдавила:

– Я виновата.

Разводить Дюзы нелегко, гораздо сложнее, чем любые другие ритуальные костры, те же Сигнальные, например. Это вам любой смотритель скажет. Мало того, что нужно затащить все, для костров необходимое, на специальные высокие площадки, так еще и экраны следует выстроить так, чтобы свет падал на выгул конусом. Или двумя-тремя конусами, как того обстановка требует. Во время самой длинной ночи конусов зажигали десятка полтора, чтобы под Дюзами могли уместиться все, и никто не остался бы в темноте.