Татьяна Томах - Не сотвори призрака

На этот раз взорвалась лампочка в прихожей.

Артем осторожно поставил на пол покупки. Поморгал, вглядываясь в полумрак. И замер. В комнате, за приоткрытой дверью, что-то ворочалось и шуршало. Артем затаил дыхание и на цыпочках двинулся на звук.

На темных стенах дрожали пятна света от уличных фонарей, по потолку бродили изломанные тени веток, скрежетала открытая форточка. Комната мерцала и будто покачивалась, как птичье гнездо на ветру, собранное из тонких прутиков…

Артем запнулся на пороге. Ему вдруг почудилось, что там, в путанице теней, зыбкого света и ускользающих кружевных стен, медленно движется что-то огромное и черное, пристально глядя на Артема. Он оцепенел под этим тяжелым взглядом. Ледяные мурашки покатились по позвоночнику, вымораживая тело, дыхание и волю.

Опомнившись, Артем торопливо зашарил по стене и, наконец, наткнулся на холодную клавишу выключателя.

Вспыхнул свет. На миг показалось, что эта лампочка тоже сейчас погаснет, но она моргнула и засияла тепло и ровно.

В центре комнаты, среди смятых газет сидел котенок. Тощий и взъерошенный, пегой невнятной масти – белые крапинки, рассыпанные на черно-рыжей шерсти. Круглые желтые глаза, настороженные маленькие уши.

– Кис-кис, – растерянно сказал Артем.

Котенок хрипло мяукнул, задрал куцый хвостик и неуверенно двинулся на зов, осторожно пробуя лапками пол – как будто шел не по паркету, а по зыбкой трясине.

– Ты откуда взялся? – спросил Артем.

Присел на корточки, погладил пушистую костлявую спинку, выгнувшуюся под ладонью.

– Мрм, – ответил котенок, изучая собеседника ярко-желтыми умными глазами.

Артем рассмеялся – весело и облегченно. Разгадка таинственных скрипов, шорохов и шуточек оказалась маленькой, безобидной и пушистой.

– Это ты мне краску опрокинул? И валик стащил? Хм… А может, ты мне и яичницу сжег, а?

– Мррм? – круглые глаза котенка смотрели с выражением оскорбленной невинности.

– Ну ладно, неважно. Может… Ты есть, может, хочешь?

Артем ворочался на продавленном диване. Пружины врезались в ребра; запахи чужого старого дома щекотали ноздри; скрежетали ветки за окном, царапали стекло; иногда резко и громко скрипел паркет, как будто кто-то крался в темноте, потом останавливаясь и замирая неподвижно.

«Призраки, – подумал Артем. – Призраки старого дома. Вот бред-то!»

В бессоннице, конечно, были виноваты последние недели – нервотрепка с кредитом, новой работой, оформлением квартиры, тещины многозначительные намеки – мол, вы знаете, Артем, сколько сейчас мошенников в недвижимости, хотя вам-то откуда знать… Никита тоже плохо спал, хныкал по ночам. Ленка измучилась, ослабела, серые тени по-хозяйски улеглись под глазами. Она даже толком не обрадовалась новому дому, как будто ей уже было все равно…

«Может, и зря все, – вдруг подумал Артем. – Зачем я ей вообще? Если б не я, был бы Игорек Самохин, тещин любимчик, всеобщее счастье. И дом большой и красивый, а не обтрепанная однокомнатная мышеловка, и свой сад, и няня с горничной…»

А потом он вдруг увидел, как Леночка идет по набережной. Синий сарафан вьется вокруг стройных ног, обнимает бедра, щекочет кружевом узкие лодыжки. Летнее небо цвета сарафана светится над головой, стекает в реку, покачиваясь на волнах солнечными и облачными бликами, смешивается с унылым серым оттенком гранитной набережной. На фоне этой синевы Леночкины плечи, не тронутые загаром, мерцают как лепестки лилии. Фарфоровая полупрозрачная кожа, удивительная в мире моды на одинаковые, отлакированные соляриями и косметикой, лица… Может, поэтому Леночка похожа на фигурку со старинной картины, прекрасный призрак давно ушедшей эпохи…

Артем смотрел на нее, затаив дыхание. Было страшно, что она сейчас исчезнет, растворится в синеве неба, растает в жарком мареве шумного, такого неподходящего ей города…

Леночка подняла голову, заметила Артема и вдруг улыбнулась – сначала недоверчиво, потом – счастливо.

– Артем! Ты как меня нашел?

Метнулось синее крыло сарафана, качнулось небо, и Леночка вдруг очутилась у Артема в руках – невесомая и легкая, будто ненастоящая.

– Ленка, я больше тебя не отпущу, – задыхаясь, прошептал Артем. – Никогда. Я теперь тебя всегда на руках носить буду…

– Не отпускай, – согласилась она.

А когда он открыл глаза, над головой был низкий потолок узкого сумрачного коридора. Заплакал ребенок. Хлопнула дверь, зычный голос Марьи Игнатьевны сказал с сочувствием:

– Бедная ты моя, бедная…

Леночка сидела на кровати с маленьким Никитой на руках. Ее бледная кожа в тусклом электрическом свете казалась болезненной, лицо с серыми тенями под глазами – измученным и похудевшим.

– Устала? – спросила Марья Игнатьевна, погладила дочь по голове, тяжко вздохнула. – И мы с папой не спали. Да, маленький ребенок в наши годы…

Леночка дернула головой, освобождаясь от тяжелой руки матери.

– Мам, ну это же не ваш ребенок… Причем тут годы…

– Бедная ты моя, бедная, – не замечая Леночкиного движения, продолжила Марья Игнатьевна. – А слушалась бы маму, была бы богатая. Выходила бы замуж за Игорька – рожала бы за границей, там и врачи, и уход. И няню бы он тебе нанял, и дом бы свой был…

– Мама!

– Ах, ну да! – спохватилась Марья Игнатьевна, обернулась, посмотрела на Артема, замершего в дверях с портфелем и плащом в руке. Улыбнулась.

– Ну, вот и твой добытчик пришел. Как дела, Артем? Вы, Артем, с утра на работу так рано убежали, я не успела про памперсы сказать. Пошла сама. Вы представляете, сколько сейчас упаковка памерсов стоит? Это ужас. Может, их из золота делают?

Артем зажмурился, чтобы не больше не видеть ни насмешливой улыбки тещи, ни беспомощного и усталого Леночкиного лица. «Ну почему, – подумал он – это мне еще и снится? Разве недостаточно, что оно есть наяву?»

И вдруг он увидел Леночку – прежнюю – в синем небесном сарафане, с плечами, как лепестки лилий. Она стояла у окна в новой квартире, где Артем так и не успел сделать ремонт. Смотрела на весенние цветущие деревья за окном. Артем захотел ее окликнуть, чтобы увидеть ее прежнее счастливое лицо и улыбку… Но не успел.

– Так! А вот этого не надо! – громко крикнул кто-то.

Артем проснулся.

Пружины старого дивана больно упирались в спину, за окном в темном небе шевелились мокрые костлявые ветки. А на груди Артема сидел пегий котенок и внимательно смотрел в лицо круглыми желтыми глазами.

– Брысь! – хрипло сказал Артем.

Котенок зевнул, блеснув острыми крапинками зубов, облизал нос маленьким розовым язычком. Выгнул спину, презрительно оттопырив хвостик, потоптался по груди Артема, примеряясь, и мягко спрыгнул на пол. Обернулся и укоризненно посмотрел на своего гонителя.