Сергей Тютюнник - Непримиримые

– Как там дела? – сдерживая волнение, спросил глава местной власти, боясь, что не всю банду перебьют, и сухое его тело напряглось под серым пиджаком.

– Скоро закончим, – ответил Балакин, сдерживая неприязнь к чеченцу за то, что загребает жар чужими руками, но все же, не сдержавшись, брякнул: – Ваши-то «милиционеры» что-то не шибко в атаки ходят…

– Наши люди «по-вашему» воевать не хотят, – съязвил чеченец, – плюс боятся нажить кровников, к тому же чувствуют недоверие к себе с вашей стороны.

Балакин продолжать разговор не стал. Он вдруг вспомнил о пленном.

– Где этот человек? – спросил Балакин у вернувшегося особиста, незаметного и ничем не выделявшегося гражданской одеждой. В бой он не рвался и проторчал всю атаку на крыше дома.

– Это родственник Шамиля, – спокойно, уважая себя, ответил особист, – мы хотим с ним поработать.

А Балакину Бог или черт подсказал, что к Шамилю надо бы ехать с пленником.

…Тревожно улыбавшегося пленного Балакин посадил в бронетранспортер комендантского взвода, сам сел рядом с водителем и рванул к окруженному дому, где изредка постреливали. Бой продолжался только здесь. Вокруг шумно дышали раненые коровы, стонали приваленные стенами овцы да выли женщины в подвалах, стиснув привыкших к смерти молчаливых детей. Поселок вонял сгоревшей взрывчаткой. На мертвых боевиков, валявшихся тут и там на улицах, медленно оседала взбаламученная бомбами пыль.

Бронетранспортер Балакина, с христоподобным пленником внутри, тормознул возле дома, подпираемого мокрыми спинами уставшей пехоты. Над догоревшими крышами поселка летали мусульманские призывы агитаторов. Но Шамиль сдаваться не хотел. Он укрылся в доме с несколькими оставшимися в живых людьми и выставил в окна пулеметы.

– Можно, конечно, подогнать танк и разнести эту халабуду вдребезги пополам, – докладывал обстановку раскрасневшийся от беготни по поселку комбат, как бы испрашивая одобрения начальника на такой финал операции.

– Нет, этот вариант не подходит, – закрутил головой Балакин. – Тут же Шамиль! Его во всем мире знают, вторую войну за нос всех водит. Его живым надо брать.

– Живых только в кино берут, – рискнул вольничать комбат, немногим моложе Балакина, с седеющей головой и кривым носом, раздавленным в драке в пору жениховства.

Балакин задумался, глядя в пролом стены на кирпичный нестарый дом, покорябанный осколками и пулями. Дом с выбитыми окнами стоял посреди двора. От его стен отскакивали и кружились по округе усиленные аппаратурой надрывные призывы к боевикам сдаваться. И Балакин не выдержал. Подойдя к агитационному бронетранспортеру с задраенными люками, он нетерпеливо постучал кулаком по броне и этим вызвал наружу сидящего рядом с водителем «комиссара». Водянистые глаза Постникова уставились на Балакина в ожидании чего-нибудь военно-опасного. Но Балакин рявкнул:

– Хватит звиздеть! – Дождался молчания агитационки, шумно подышал и, уже чуть успокоившись, добавил: – Эти твои исламисты, ей-богу, только мешают. Я тебя прошу!.. – И ушел к комбату додумывать план пленения Шамиля, заставив Постникова выбраться из бронетранспортера и ходить взад-вперед среди сидящей на земле равнодушной к победе пехоты.

– А у него, кстати, гранатометы есть? – спросил Балакин у комбата.

– Не видели. Вроде уже нет.

– Тогда делаем так: бомбить до основания хату не будем, подгоним пару танков вплотную к дому, к самым окнам, чтоб закрыть его пулеметам сектор обстрела, и под прикрытием брони оцепляем дом. Много народу туда не гони. А то сейчас, как бараны, стадом пойдут. Там человек десяти вот так хватит, – чиркнул себя рукой по горлу Балакин и добавил: – Я тоже пойду… Что-то охота мне самому этого Шамиля взять.

– Да вы что, товарищ полковник, – вытаращил глаза комбат. – Вам жить надоело?

– Не выступай! – осадил его Балакин. – Скажи лучше бойцу, чтобы привел сюда чеченца – он в моем бэтээре сидит.

– Какого еще чеченца? Бандита, что ли? – удивился комбат.

– Сам не знаю. – Балакин достал сигарету. – Говорит, что мирный, но не похож что-то на мирного. В общем, сомнительная личность.

– А что вы с ним хотите делать?

– Что-нибудь придумаю, – пыхнул дымом Балакин и стал подгонять комбата: – Давай-давай, не стой: вызывай танки, назначай группу захвата…

– Понял, – кивнул комбат и ушел, оставив Балакина готовить к делу взятый у комендантских солдат автомат со складывающимся прикладом. Комбат пошел озадачивать танкистов и определять группу захвата, но по ходу завернул к бродившему в душевном расстройстве Постникову и сообщил, что Балакин собирается самолично брать Шамиля.

– Я его останавливать не имею права, – вглядывался кривоносый комбат в мутные глаза «комиссара», – но вы-то на него влияние имеете. Не дай бог что случится, я же крайним окажусь! Зачем мне это надо, да и вам тоже – трястись за его жизнь? Я вам точно говорю: еще под трибунал загремим…

– Ладно, не дрейфь, комбат, – отрубил Постников, огорченный смелостью Балакина. – Силой его не удержишь.

– Ну хоть скажите ему что-нибудь, – удивился комбат позиции Постникова. – Ведь так хорошо все идет: у нас ни одного трупа, только четверо раненых, и Шамиля этого наверняка спеленаем… Балакину-то зачем туда лезть?

Тем временем на крыше дома глава администрации от нетерпения подозвал молчаливого офицера ФСБ и отослал на фильтропункт, где отсеивали боевиков от мирного народа, что делалось с помощью подсказок тайного осведомителя из местных. Незаметный офицер Федеральной службы безопасности незаметно ушел и незаметно же вернулся.

– Двоих взяли, но это пешки, – доложил он.

Бывший главный механик, привыкший руководить суровыми водилами, прошелся по плоской крыше и спросил:

– Они местные?

– Нет.

– А тот молодой чеченец, что вышел из поселка первым? Он кто? – снова спросил глава.

– Он местный. – Офицер ФСБ не был разговорчивым и не баловал главу деталями.

– Может, он как-нибудь связан с Шамилем? – Глава никогда не мог угадать настроение этого офицера.

– Говорят, он его родственник, но точных сведений нет, – равнодушно ответил тот.

– Так зачем же вы его отпустили?!

– А мы его не отпускали. Пленного взял Балакин. А Балакин его на волю не отправит… Я знаю Балакина. Балакин его убьет.

Глава района долго глядел в тусклые глаза фээсбэшника и, не достав дна, быстро зашагал к лестнице, спеша к окруженному дому. Он широко шагал длинными худыми ногами, а в кармане его серого пиджака лежал пистолет системы Макарова, и глава для уверенности гладил его рукой. Впереди урчала боевая техника, и высоко в небе шевелилась пыль от сломанных танками кирпичных заборов. Бывший главмех шел на грохот и пыль, не зная, чего именно хочет в конце своего пути.