Илга Понорницкая - Сны с собаками

Ближе к полудню взяли собаку и пошли в луга. Все утро я крутила педали, и мои ноги еще помнили об этом. Детей я по очереди возила с собой. Дочку брала — на багажнике — в соседнее село в магазин, а потом сына взяла за яблоками в колхозный сад. Яблоки мы собирали в рюкзак — и об этом хорошо помнила моя спина. Хотелось растянуться на чем-нибудь твердом и полежать так какое-то время, не шевелясь. Но в доме, где мы гостили, об этом нельзя было и подумать. Дела там не кончались с утра до ночи. Только открыла глаза, еще не успела даже умыться — бегом заправляй постель, да смотри, так, чтоб на подушке морщинок не было. И тут же уборка — после умоешься, а сейчас давай-ка мети все комнаты жидким веником, и сразу полы протирай везде — крыльцо-то, крыльцо не забудь! А после садись перебирать со всеми крупу, и молодую картошку скобли для супа, скорей — начинаем варить обед! Тетка командует, я на подхвате — бегом, бегом от стола к плите. А там, рядом с супом, уже вовсю булькает пойло для поросят — поглядывай за ним, как тебе велено было!

И ты глядишь, чтоб оно там не утекло через край, а сама уже и на стол накрываешь, и ложки, и хлеб подаешь. И тут же, без перерыва, и не заметив, как съела суп, уже намываешь в тазу посуду, и тут же — по новой еще и пол, и тащишь на задний двор ведро поросятам. И все это — под разговоры о том, что у тебя получается не так, и что чьи-то дети куда расторопнее твоих — помощники! А твои будут такими же росомахами, как ты. Не мудрено, что замуж по новой никак не выйдешь.

А если и выпадала вдруг в этой цепочке дел передышка, то полагалось — за отдых — еще разок мягкой тряпочкой вытереть с мебели пыль…

Поэтому я старалась с самого утра куда-то вместе с детьми улизнуть. Это не всегда удавалось, и было удачей, если нас не останавливали в дверях вопросом:

— Вы разве не будете с нами подвязывать помидоры?

…Мы с сыном приближались к нашей калитке с опаской. Дочка ждала во дворе. Она махнула нам рукой: быстрей! Тетки были в избе. Я не поставила в сарай велосипед. И рюкзак с яблоками кинула посреди двора — попадет потом!

Дочь отвязала пса, а я в это время держала ему пасть, чтобы не визжал от радости — а то все испортит! Он тяпнул меня за руку, но несильно.

По деревенской улице летели наперегонки.

В траве я растянулась под ветлами, дочь улеглась рядом, а сын еще бегал с собакой где-то на вершине холма — оттуда я слышала смех.

— Димка не боится собаку, — сказала моя дочь.

Я рассмеялась:

— Оказывается, надо было давно приехать в деревню!

В городе сын в испуге бежал ко мне и просился на руки, увидев даже совсем маленькую собачонку, и однажды расплакался, когда на штанишки к нему села стрекоза.

Иногда я думала, что с ним что-то не так. Что он не похож на других мальчиков. И надо показать его врачу… Невропатологу, а может, психиатру. А оказалось, надо было просто приехать в деревню. Нам же звонили, что здесь теперь есть собака! Большой приблудный пес, изголодавшийся, измаявшийся в одиночестве. Умнющий, чудо-сторож! Тетки назвали его по-старомодному — Дружок — а он дружок и есть… Он будет нам дружком! И еще сколько раз нам это повторяли, пока мы собрались! Тетки мои по очереди ездили в райцентр и там заказывали междугородние переговоры…

Ежегодной неделей в деревне я платила за поддержание добрых отношений с родней. Неделя — это был самый большой срок, который я могла здесь вытерпеть и в то же время самый короткий срок, на который были согласны наши тетушки-хозяйки. Погости мы меньше, они бы обиделись. Им же без нас скучно! Не раз и не два тетки говорили мне, чтоб я оставляла детей у них, благо в деревне открыли школу. Мол, я тогда бы смогла найти себе жутко денежную работу. Или по новой выйти замуж. А в деревню я ездила бы каждый выходной — как все молодые ездят, у кого есть родня.

Я каждый раз говорила себе, что надо отключиться и спокойно выслушать все их советы. Что спорить — думай о том, что тебе скоро обратно в город. Там и отдохнешь. Моим бездетным теткам было, наверно, невдомек, каково это — оставить где-нибудь детей, и видеть их только в выходные. К тому же — в этом доме, где старшие без конца одергивали младших, где каждый твой шаг отслеживался, оценивался и тут же комментировался в назиданье всем…

Теперь наша неделя подходила к концу. Солнце пекло, в заброшенных садах, не знавших запаха городских выхлопов, бурьян стоял выше моего роста. Яблоки, вроде, кроме нас, никто не рвал, а мы уж ими объедались на год вперед. И стоило нам вырваться из дома, как становилось даже жалко отсюда уезжать. Дети то и дело начинали разговор о том, что в городе у нас не будет собаки…

Дружок примчался к нам, наконец, и сын мой прибежал следом за ним. Пес громко пыхтел. Он повернулся к нам хвостом. Задние ноги и хвост были облеплены такими зелеными колючками — детками какой-нибудь травы. Шерсть была мокрой в этих местах, потому что собака пыталась выбрать колючки ртом. Было странно, как она их чувствует. Бывает же, что что-нибудь запутается в твоих волосах. А ты об этом не узнаешь, пока не станешь расчесываться. Или пока кто-нибудь не скажет тебе…

Мы стали осторожно выбирать колючки из мокрой шерсти. Пес изворачивался и благодарно лизал нам лица.

— Похоже, как будто спишь, — сказал мой сынишка.

— Кто спит? — переспросила дочка.

— Я говорю, похоже, что все это снится.

— Ага, — ответила она. — А ну-ка, Димка ущипни меня.

— Зачем?

Танюшка, много читавшая, сказала:

— В книжках всегда так делают. Надо ущипнуть человека, и если он спит, то сразу же проснется.

Сын опасливо протянул руку и ущипнул ее повыше локотка.

Танюшка ойкнула.

— Ну, нет, это не сон! А теперь давай я ущипну тебя.

— Зачем? — снова спросил Димка.

— А вдруг ты спишь? — ответила Танюшка.

— Ну и пусть сплю, — сказал он. — Мне все равно. Если я сплю, пускай я буду спать.

— Но ты же ущипнул меня… — захныкала Танюшка. — Я разрешила тебе!

— А, может, я тебе не разрешаю… — пробурчал он и отодвинулся.

— Но так нечестно!

Слезы показались в ее глазах. Димка поднялся на четвереньки и стал отползать по холму в сторону, не сводя глаз с сестры.

— Ты, какой хитрый, ущипнул меня! Мне тоже, может, хочется щипаться! — Танька заплакала. — Мам, ну, скажи ему!

— Сейчас же перестань… — увещевала я ее. — Ты же сама его просила…

— А я не думала, что он такой… Что он потом не захочет, чтоб я дала сдачи…

Сын тоже громко плакал.

— Вы же не договаривались ни о чем… — я попыталась взять ее на руки.

— А это было само собой! Пусти!

Я не пускала ее.

— Ты несправедливая! — плакала дочка. — Ты его больше любишь!

— Вот еще… Я вас обоих люблю… — Танька мне не верила.