Интернет-журнал Виноградова №4, 2011 - vinj_4

– Да, Виктор Иванович!

– Ну, где она? – Кира уже в который раз смотрела на часы и нервно стучала наманикюриными пальчиками по столу.

– Она всегда опаздывает, – я отпила глоток любимого черного кофе. – Зачем такая срочность? – я подозрительно покосилась на подругу. – Ты все-таки позвонила ей!

– Ну не могла я просто так оставить это дело! – Кира исподлобья бросила на меня виноватый взгляд. – Она обещала притащить помимо списка гостей своего нового кавалера.

Я закатила глаза.

– Опять? Она меняет их как перчатки… – я обреченно покачала головой.

– Она сказала, что этот, цитирую: «ОН!», – Кира хмыкнула.

Я рассмеялась.

– Ну посмотрим, что же там за Чудо-Юдо! – Кира отхлебнула своего травяного чая. – А, вот и они!

Я повернула голову, и мое сердце гулко провалилось вниз.

Александр Винничук

Звезды зажигаются над нами,

Не тревожит ветер сон листвы.

Беззаконными твердит словами

Море о закате и любви.

Побегу, как в детстве, до утеса

Посмотреть на алый блеск воды,

Вдалеке услышу шепот весел,

А в волнах – вечерних птиц следы.

Вечеров томительные своды,

Счастья больше неоткуда ждать…

Точно кто-то вдруг позвал кого-то,

Не меня ль закат во храм встречать?

И не то, что б это храм природы,

Наша жизнь – вот самый верный храм:

Дружбы нет, так призрачна свобода,

Можно лишь молиться по слогам.

2010

Людмила Григоращук

Иногда мы, торопясь жить, не замечаем, как накапливается в собственной жизни нелепость, бессмыслица, и она как-то постепенно становится абсурдной. Почему это происходит с нами – не думаем. Некогда анализировать свои отношения, свои поступки или вдруг заметить изменившиеся к тебе чувства человека, которому раньше доверял безоговорочно. Очевидно, ритм жизни такой – не успеваем.

Ей казалось, всегда будет небосклон их любви безоблачным и прекрасным. Они оба знали, как нужны друг другу: радовались встречам, пусть кратковременным; письмам, которые писали друг другу; тихим вечерам вдвоем. И страсти, которая накрывала их, как волна, и не отпускала.

Нашли друг друга – разве это не радость, не удача – вот так столкнуться в пространстве-времени? Но когда люди имеют что-то, хочется большего. Хочется бесконечно владеть Душой избранника – превратить её в свою собственность и не отпускать ни на шаг, ни на минуту, контролировать все её движения, похитить у неё свободу. А что человек без свободной Души, без полета фантазии, без выбора и без движения навстречу своему избраннику? Как же двигаться навстречу, если его "посадили на цепь"? Что дальше?

А дальше – умирает чувство.

И тревога становится постоянной спутницей женщины. И хочется выйти отовсюду, где на тебя кричат, критикуют – нещадно, незаслуженно, забыв о гуманности. Просто глумятся над открытостью твоей, над доверчивостью. Глупое, глупое сердце. Оно научилось вздрагивать, бояться дорогого, родного ранее голоса. Сжимается от предчувствия нового унижения. А Любовь забивается в маленькую расщелину сердца и там страдает.

Как все нелепо, как абсурдно. Почему так происходит с людьми? Зачем они убивают Любовь, которая Счастьем зовется, которая Дар Божий? Подписывают ей смертный приговор и сами же приводят его в исполнение. Кто ответит?

Не понимают они, что творят. И потому они оба – палачи своей Любви. Оба.

Один, желающий беспредельной власти, – сильное начало. Другая, у которой нет уже сил бороться за независимость своего выбора, за свое желание быть самой собой, а не марионеткой в руках человека, даже если он ей до сих пор бесконечно дорог. И тогда ей хочется только одного – выйти из этих отношений и плотно закрыть за собою дверь, сохранив тем самым в сердце частицу былого счастья, да чтобы звание "палач" до конца себе не присвоить.

Ну разве не Абсурд все это?

Анна Ефименко

Этот мальчик немного жестче,

Тверже, злее других детей.

Он всегда выбирает как проще

И не слишком-то любит людей.

Он всегда выбирает где лучше,

Он всегда дружит с теми, кто прав,

Он болтает достаточно чуши,

Но его не забудешь узнав.

Он кидает снежками в прохожих,

Любит зиму сильней, чем весну...

Что-то в нем изумляет до дрожи

И неистово тянет ко дну.

Эта сказка без "жили-были",

Всем известен сюжет и финал.

Герду в детстве так часто дразнили,

Королевой – никто не звал.

А сейчас все зовут гордячкой

И жалеют – всегда тайком.

Герда с радостью впала бы в спячку,

Но – заботы, работа, дом.

Этот мальчик не ищет счастья,

И покой ему не знаком,

Он почти не стремится к власти,

Вечно думает о своем...

Герда смотрит, молчит, вздыхает,

А в глазах серебрится лед.

Этот мальчик – он будет Каем,

Новым Каем. Когда подрастет.

Владислав Шурыгин

…Я смутно помню, как пришёл в себя после операции.

Хорошо помню то, что было до неё.

…Помню, как доктор отвёл глаза на мой вопрос: «Ну что, зарежете?». Это я так неудачно пытался пошутить, так сказать, грубой шуткой скрыть страх. Услышать от врача что-то обнадёживающее, типа: «Ну ты чего? Всё будет хорошо!..»

Но доктор отвёл глаза и сказал коротко:

– Надо оперироваться!

И пошёл мыть руки, а меня повезли в операционную…

К этому моменту, говорят, я был чудовищен.

Прошли почти сутки после аварии. Моя правая половина тела словно прошла через бетономешалку. Перелом трёх рёбер, перелом ключицы, ушиб сердца, ушиб правой почки, сотрясение мозга и, вдобавок ко всему, пневмоторакс – обломок ребра проткнул лёгкое. Воздух из этого отверстия попадал в ткани, и меня медленно раздувало как чудовищную грелку. В груди что-то непрерывно свистело и булькало. К этому моменту всё тот же обломок ребра уже перетёр какой-то крупный сосуд и, вдобавок к пневмотораксу, началось лёгочное кровотечение – гемоторакс. Плевральная полость медленно наполнялась кровью.

…Потом я узнал, что принявший меня старый хирург давно уже не оперирует, и, боясь встать к столу, он просто тянул меня до следующее смены, которая, получив меня в мало кондиционном виде, просто не знала, что теперь С ТАКИМ делать?

Тогда я не знал, что главврач Ирина Леонидовна почти пинками погнала хирургов в операционную.