Нора Адамян - Трое под одной крышей [Повесть, рассказы]

Взбудораженная Аленка озиралась по сторонам. Мара смотрела с веселым любопытством.

— Ну, чего вы ждете? Ищите где-то в районе тахты!

Когда Аленка вытащила из-под ковра конфеты, вид у нее был счастливый и растерянный. Но тут же она потребовала:

— Теперь хочу миндальное пирожное!

— Ну, знаешь, ты нахалка, — сказал Алексей. — Волшебная сила на сегодня иссякла.

За столом Аленка допытывалась у Мары:

— Мама, а ты знала, что он волшебник?

Правдивая Мара отвечала уклончиво:

— Предполагала.

— Попроси, чтобы он тебе сапожки наколдовал… Желтые на высоком каблуке… Хочешь, я попрошу?

Когда у Мары через какое-то время появились сапоги, правда не желтые, а черные, Аленка была уверена, что они «наколдованы».

Но волшебная сила Алексея проявлялась далеко не часто. Аленка нетерпеливо спрашивала:

— Когда наберешь силы?

— К концу недели, может быть, появится…

В субботу у входной двери раздался длительный звонок. Алексей выбежал в переднюю. Но звонок был только предупреждением. Аленка открыла дверь своим ключом. За ней толпились девочки, заполнившие, как показалось Алексею, всю лестничную площадку.

Аленка завопила:

— Они не верят, что ты волшебник!

Девочки смотрели на него вытаращенными глазами.

— Ну, что уж так-то сразу, — растерялся Алексей.

Шесть девочек прошли в комнату и чинно уселись на тахте в ожидании чудес.

Мара на кухне давилась от смеха.

— Есть что-нибудь у тебя?

— Есть изюм и миндаль, купила к Новому году.

— Сойдет. Спрячь в передней на вешалке.

Алена ворвалась в кухню:

— Ну, иди, иди, нечего тут с мамой секретничать!

Она вела себя более развязно, чем обычно. Алексей понимал: ей хотелось показать свою власть над отцом, хотя при девочках она избегала прямого обращения. Папой она его никогда не называла, а по имени при подругах не хотела. Кроме Нины, вряд ли кто из них знал, что Алексей ее отчим.

Теперь, когда все было подготовлено, можно было немного покуражиться.

— Что-то не чувствую я в себе сегодня колдовской силы…

Девочки быстро переглянулись.

— Есть! Есть! — волновалась Аленка.

Вздохнув, Алексей поднял глаза к потолку:

— Что желательно — твердое или мягкое?

Аудитория замерла.

— Говорите! — зашипела Аленка. — Он все может!

— Мягкое, — пискнула Нина.

— Твердое! — тут же потребовала Аленка.

Девочки вразнобой зашептали: «Мягкое», «Твердое», «Мягкое»…

— О, волшебная сила, как тут быть? — Алексей прислушался и закивал головой, словно получил ответ. — Хорошо, будет вам и мягкое и твердое, — пообещал он.

Заклинание было произведено по ритуалу: «Дуйте, ветры, греми, гром» — и далее все, что положено. Девочки смотрели на него с опасливым восхищением.

— Волшебные дары прибыли, но не знаю, где они. Ищите сами.

Сперва несмело, потом горячась и подзадоривая друг друга, девчонки переворошили всю квартиру. Но вот Нине понадобился носовой платок, который лежал в кармане пальто, и она нашла внизу на вешалке два пакета, перевязанные розовой лентой. Чтобы не было сомнений, на каждом была выведена надпись печатными буквами: «От волшебной силы». Твердый миндаль и мягкий изюм.

— Я говорила, а вы не верили, — удовлетворенно подвела итоги Аленка.

А вечером, усталая и притихшая, она прижалась головой к плечу Алексея и зашептала:

— Скажи мне правду, Алеша, ведь волшебников не бывает?

Ему не хотелось сразу все разрушать.

— Почему ты так решила?

— Потому что эту розовую ленточку я у мамы просила, просила, а она мне не дала.

— Может, это другая ленточка?

Она вздохнула:

— Та самая. Я от нее еще тогда потихоньку кусочек отрезала.

Нет, Алексей не был волшебником. Он не умел даже владеть своими настроениями. В институте повздорил с начальством, наговорил много лишнего. Справедливо, но с перебором. В лаборатории оставаться не хотелось, и он взял свои расчеты, чтобы закончить работу дома. В конце концов, должен быть у человека дом, нормальный тихий дом, где можно хоть иногда поработать.

Но дома не было, а был какой-то проходной двор, наполненный девчонками, мальчишками, портнихами, подругами. Непрерывно кто-то приходил и уходил, непрерывно кого-то кормили.

Мара сказала:

— К Аленке пришли ребята выпускать школьную стенгазету…

Она увидела, что он поморщился.

— Это тебя совершенно не касается. Занимайся в своей комнате.

Но у него не такая работа и он не толстокожий бегемот, чтобы чувствовать себя хорошо в подобном бедламе. Нечто в этом роде Алексей высказал Маре, но она только передернула плечами:

— А что делать?

Он знал, что делать. Регламентировать эти вечные посещения, эту толчею в доме. Если уж на то пошло, все благосостояние семьи зависит от его работы. С этим надо считаться.

— Скажи, чтобы они там были потише.

— Но это же дети…

В соседней комнате кто-то закричал петухом, раздался хохот. Алексей рванул дверь.

— Неужели так трудно понять, что вы мешаете мне работать? Найдите для своей стенгазеты другое место или хотя бы другое время…

Сразу все замолчали.

Захлопнув дверь, Алексей остался в тишине, прерываемой легким шорохом шагов, чуть слышным шепотом и, наконец, осторожным щелчком дверного замка.

Теперь, когда стало абсолютно тихо, он почему-то не мог думать о работе. Ему надо было знать, где Аленка? Она стояла в комнате, покинутой ее друзьями, перед столом, на котором еще лежали обрывки бумаги, краски и цветные карандаши. Лица ее он не видел, потому что она стояла к нему спиной и не обернулась на его оклик.

Алексей пошел к Маре. Она встретила его молча, отчужденно.

— Что ты на меня так смотришь? Можно подумать, я в чем-то виноват!

— У ребенка должен быть дом.

— А у меня? — спросил Алексей.

— У тебя он есть, — по-прежнему непримиримо ответила она, — ты в нем хозяин, и это тебя обязывает. А девочка в какой-то степени от тебя зависима и потому должна чувствовать себя дома в твоем присутствии свободно… И вот как хочешь…

Он схватил с вешалки шапку, дубленку. Одевался уже в лифте, повторяя про себя все доводы своей безусловной, неоспоримой правоты.

Шагая без цели по каким-то неведомым доселе улочкам и переулкам, Алексей вел спор со своей женой. Да, он был прав. Но ожесточение, с которым он это повторял, угасало под натиском воспоминаний.

Еще как будто так недавно он, тринадцатилетний парень, тащил к себе домой друзей-одноклассников. Ему было очень важно показать им свою коллекцию спичечных коробок и набор столярных инструментов. Это было начало дружбы с новыми ребятами, которых влили в их класс. Алексей ясно помнил свое счастливое оживление в ту минуту, когда он нажимал кнопку звонка, а потом унижение и отчаяние, когда мать неприветливо сказала: