Андрей Зарин - Потеря чести. Трагическая история

Живет Аников замкнуто, и те, которые изредка, посещают его, говорят, что у него есть комната всегда на запоре, куда даже не заглядывает его Авдотья.

Вообще Аников на Пороховых окружен некоторой таинственностью, хотя внешностью своей не представляет ничего примечательного.

Сухой, высокого роста, с длинной черной бородой, тронутой сединой, с лысой головой и мелкими, плутоватыми чертами лица, он ничем не выделяется из толпы и кажется самым ординарным человеком, а между тем этот Аников – человек в некотором роде исключительный, и таланты его не из обыкновенных.

Было часа три, обеденное время на Пороховых, когда к дому Аникова подъехал Патмосов и позвонил у его двери.

Рябая Авдотья открыла двери и впустила Патмосова в жарко натопленную прихожую.

– Барин дома?

Авдотья, вероятно предупрежденная, тотчас ответила: «Пожалуйте, ждут!» – и приготовилась помочь Патмосову снять шубу, когда на пороге показался сам хозяин и радушно сказал:

– Жду, жду! Собирался ехать, но получил письмо и остался ради дорогого гостя! Милости просим!

– Ну, что, совсем бросил?

– Совсем. Теперь помогаю только.

– Фабрика? – усмехнулся Патмосов.

Аников засмеялся.

– Именно. Пожалуйте ко мне. Я вам пуншику приготовил. С холоду это превосходно! – и Аников провел его по маленькому коридорчику, толкнул дверь и ввел в большую, жарко натопленную, светлую комнату с окном, устроенным под самым потолком.

– Это чтобы не подглядывали, – сказал он. Патмосов стал с любопытством осматриваться.

В комнате стоял широкий диван, два кресла и стол между ними, за которым теперь Аников хлопотал с пуншем. В углу стоял шкаф вроде буфета, а по двум стенкам большие сосновые столы, на которых грудами были навалены игральные карты без бандероли и в бандероли, а тут же рядом и самые бандероли, искусно вскрытые.

– И впрямь у тебя тут фабрика, – сказал Патмосов.

– Живу с этого! – вздохнул Аников. – Пожалуйте!

– Ну, покажи мне все! – сказал ему Патмосов.

Аников оживился.

– Для вас с удовольствием! Вот извольте видеть, – он подошел к столу и взял пачку карт, – это для подбора колоды. Здесь у меня ровно три дюжины колод вскрыто. Все одного крапа. Видите? Вот из них‑то я и подбираю.

– Как?

– Принцип один. По крапу. Извольте видеть, здесь крап звездочками. Смотрите на уголки. Вот на уголке одна звездочка, а вот две, а вот три, четыре, а вот одна и половинка. Поняли?

– Пока ничего!

– А очень просто. Здесь у меня три дюжины карт, то есть тридцать шесть в колоде. Это собственно для экарте готовятся и для макао. Теперь, изволите видеть, для экарте что нужно? Одна масть! Так? Я вот и подбираю. Пусть у всех червей будет одна звездочка в уголку, а бубен – две, у трефей – три, а у пик – одна и половинка. Хорошо – с! Сажусь, делю все карты по мастям и начинаю просматривать крап, просматривать и откладывать. Вот и все. Вы приехали. Вам нужно для экарте. Пожалуйте, вот колода и ключ к ней! Хе – хе – хе!

– А для макао?

– Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка – две, а восьмерка – три!

– И дорого платят?

– Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, – вздохнул он, – делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! – он подбежал к шкафу – буфету, отпер и распахнул одну дверцу. – Вот мой товар!

В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.

– Талии и ключ к ним! На всякую игру!

– Химик! – усмехнулся Патмосов. – Ну, теперь помогай мне!

Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.

– Видишь, ты мне открыл свою фабрику – поверил! И я тебе поверю.

Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.

– Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!.. Так…

Патмосов окончил и спросил:

– Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?

– По – всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По – моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!

Патмосов задумался.

– Я помогу ему!

Аников улыбнулся.

– Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!

– Ну, хорошо, – нетерпеливо перебил его Патмосов, – теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.

– То есть как это?

– Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.

– Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!

– Эх! А еще умный, – засмеялся Патмосов, – ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.

Аников тоже засмеялся и махнул рукою.

– И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.

Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.

– Как вас назвать‑то?

– Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..

– Так и напишем! – и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. – «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.

– Говори, что хочешь! – засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. – Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!

– Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! – сказал с чувством Аников.

Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.

«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.

Колычев им изменил.

Это факт.

Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.

Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они – в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!

Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.

Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.