Давид Шраер-Петров - Ущелье геенны

У входа в нашу студию-келью росло молодое гранатовое деревце: стволик сантиметра три в обхват, несколько веток у вершинки. Боковая веточка — с единственным красновато-коричневым плодом. Трещина, разломившая верх плода, сползала вниз как ущелье. Гранат готов был взорваться от набухших зерен. Если идти вправо вдоль каменной ограды, то через полкилометра окажешься у ступенек ресторанчика, веранда которого буквально нависала над Ущельем Геенны. Мы иногда завтракали или обедали в этом ресторанчике. И в тот раз мы неспешно шагали туда вдоль ограды, каждые несколько минут останавливаясь, чтобы порадоваться очередному виду Старого Города, открывшемуся сверху. Это была хрустальная сфера внутри голубого поднебесья. А в ней сияли купола храмов: золотые, синие, зеленые. Хотелось думать о вечном счастье, о вечной жизни, о бессмертной любви. «Как там наша Лия?» — неожиданно спросила жена. «Почему ты вспомнила о ней?» Как истинный еврей, я ответил вопросом на вопрос. «Забыла тебе сказать, перед отъездом звонил Островский. Помнишь, он играл Голиафа?» — «Конечно, помню!» — «Так вот, Островский сказал, что Исав переехал из Сан-Франциско в Иерусалим». — «А Лия? Сид?» — спросил я. «Наверно переехали с ним, — ответила жена. — Впрочем, кто знает?» Такой разговор был у нас в то утро, пока мы шли завтракать в ресторанчик над Ущельем Геенны. Мы сели за стол у края веранды, заказали кофе, омлеты, булочки и принялись снова рассматривать Старый Город. Где-то вдалеке от Ущелья раскинулась по склону Масличной горы Оливковая роща. Та самая, где был схвачен римскими легионерами Иеошуа Назаретянин. Я сидел спиной ко входу на веранду. Официант ушел на кухню выполнять заказ. Вдруг жена вскрикнула: «Посмотри — Лия! И с кем! С ума сойти!» Я оглянулся. В дверях стояла Лия с бело-голубой детской коляской. С нею был Гомер. Мы не знали, что делать и говорить. Подавленные? Ошеломленные? Потрясенные? Наверное… В общем, полные смятения, крамольных мыслей, вполне уместных в данном случае суеверий и прочей нигилистически-метафизической белиберды, мы не знали, как себя вести. С какими словами подойти к новоявленной троице? Радоваться за них? Снова огорчаться из-за Исава? Бесспорно, девяносто процентов сомнений принадлежали мне и только десять — моей не ведающей колебаний жене. Она вскочила со стула и побежала обнимать Лию и Гомера. Я пошел вслед за ней, раздираемый противоречивыми чувствами. В коляске лежал малыш. Ему, по-видимому, было меньше годика. Он перебирал цветные целлулоидные шарики на нитке, протянутой поперек коляски, и весело гулил на языке детей, птиц и ангелов. «Это Давид, — сказала Лия. — Помните, мы играли в пьесе Гомера?» «Мы как раз недавно об этом вспоминали! — сказала моя жена. — И об этом, и обо всей нашей жизни в отказе».

Но какое это имело значение теперь, когда в коляске лежал маленький Давид, беседуя с людьми, с ангелами, птицами и побрякивая цветными целлулоидными шарами? Мы уселись за стол, и Лия рассказала, как все произошло.

«Вы помните, мы с Исавом и Сидом поселились в Сан-Франциско. Исав выучился на компьютерщика и получил работу. Мы сняли хорошую квартиру. Сид пошел в школу. Я подыскивала работу себе. Еще перед отъездом из России мы решили с Гомером, что наш роман кончен навсегда. Он обещал, что не станет разыскивать меня. Я поклялась, что напишу ему только через десять лет. Через десять лет, когда, может быть, мы совсем успокоимся. Я старалась не думать о Гомере. Ходила на курсы английского языка. Даже с друзьями старалась не переписываться и не перезваниваться, чтобы не бередить рану. Даже с Арамом, моим любимым братом, мы не говорили о Гомере, когда я звонила ему в Иерусалим. Только иногда я срывалась… «Ты однажды и нам звонила из Сан-Франциско. Но не могла говорить. Заплакала. Повесила трубку», — вспомнила моя жена. «Да, однажды. Словом, эта мука продолжалась около двух лет. Исав страдал не меньше. А может быть, еще сильнее. Наконец, он не выдержал. Мы объяснились. Можете себе представить, как нам далось это объяснение». «Ты должна позвонить Гомеру. Кто знает, ведь прошло больше двух лет», — сказал Исав. Я знала: Гомер ждал меня. Исав послал ему вызов. Гомер прилетел к нам. Я решила уехать в Москву с Гомером. Мы развелись с Исавом. Надо было решать, с кем останется Сид. Ни я, ни Исав не давили на него. Уже большой мальчик, он должен был решать сам. Он выбрал отца. Мы договорились с Исавом, что на каникулы Сид будет приезжать ко мне. Представляете?! После всего, что с нами было в отказе, снова оказаться в Москве? Конечно, я безумно скучала по Сиду. Но я была счастлива. Мы не могли жить друг без друга. Правда, Гомер? (Гомер улыбнулся и поцеловал Лию в шею). Поначалу приходилось тяжело. Литература не давала никаких заработков. Гомер пошел работать на автостанцию мойщиком. Я научилась делать маникюр. Моими клиентками были богатые дамы из «новых русских». Постепенно литературная жизнь приходила в норму. В новую норму. Гомер попробовал себя в жанре научной фантастики. Получилось. Первый его роман о пересадке человеческих генов шимпанзе разошелся мгновенно. И пошло-поехало. Теперь он знаменитый фантаст. Не хуже Пелевина или братьев Стругацких. («Читали, читали твои романы, Гомер. Занимательно, ничего не скажешь! А вот что рядом с тобой наша театральная прима в качестве личной музы обитает, даже не догадывались!» — это сказал я). Исав с Сидом переехали в Израиль. Сначала они жили в Иерусалиме у моего брата Арама. Сид окончил школу, отслужил в армии. Теперь учится в университете. Исав живет с ним. Так и не женился во второй раз. Мы прилетели из Москвы только вчера. Договорились встретиться с Исавом и Сидом в этом кафе. Какое совпадение, что и вы тут оказались!

«Так вы ждете их здесь?» — спросила моя жена. «Ну да! С минуты на минуту, — ответила Лия. — Они еще не видели Давида». Мы заторопились уходить. Было бы многовато для одного дня. Или и в самом деле у людей есть шестое чувство?

Мы попрощались. Я записал их адреса-телефоны. Они — наши. Я посмотрел вниз. К Ущелью Геенны от Оливковой рощи по склону спускалась человеческая фигурка. Мы крикнули, чтобы наш адрес дали Исаву и Сиду — вдруг соберутся в Америку. Солнце палило вовсю. Начинался жаркий иерусалимский день. Мы вернулись в нашу келью, взяли рюкзак, бутылку воды и карту: пора было отправляться на экскурсию к Мертвому морю. Когда я запирал чугунную калитку, справа, как раз там, откуда мы вернулись, раздался взрыв. Мы бросились назад к ресторанчику — туда, где встретились с Лией и Гомером. Туда, где полчаса назад в детской бело-голубой коляске играл с красивыми разноцветными шариками маленький Давид. Играл и гулил на языке детей, ангелов и птиц. Ресторанчик был охвачен пожаром. Выли сирены. Место оцепили полицейские. Санитары переносили жертвы в машины «скорой помощи».