Братья Шаргородские - Лёка и Алёна

— Ради Бога.

— И у меня четверо детей.

— У меня трое, — заметил Фридрих, — пусть у них у всех будет русская бабушка. И русская мама.

— Вы хотите, чтоб я воспитывала ваших киндер? — спросила Лека.

— Натюрлих. Я ведь дома не бываю. Надо доставить макароны в Италию, апельсины в Египет, палочки в Токио. Мы будем видеться редко, но мне будет приятно, что дома ждет верная жена.

— С чего вы взяли, что я верная?

— Все русские жены верные. Вы не слыхали? Вы будете сидеть дома и ждать меня, — заключил он, — как это там у вас? "Жди меня — и я вернусь, только очень жди…"

И вновь Леке захотелось влепить оплеуху.

— Я изменяла, — сказала она, — я работала проституткой, в Москве, с иностранцами, в отеле "Националь".

— Как?!

— Тссс, Алена не должна знать.

— Альшулдиген, — начал заикаться Фридрих, — к-крокоди-лы. Я должен лететь в Африку — к крокодилам.

Он вылетел, чуть не сбив Алену…

— Что ты ему такое сказала?

— Если ты вздумаешь меня еще с кем-то познакомить, — сказала Лека, — я пошлю тебя к чертовой бабушке! И улечу домой.

— Кретинка, — взорвалась Алена, — почему ты не хочешь жить в цивилизованной стране?! Ездить по миру, скакать на лошадях. Ты заслуживаешь этого! Немецкий муж всегда обеспечен, всегда выбрит, предупредителен, в начищенных туфлях. Хочешь взглянуть на туфли Гюнтера?

— Хочу видеть Гюнтера, — сказала Лека, — живого Гюнтера!

— Еще увидишь. Ты тут всего несколько дней, — Алена раскрыла шкаф. — Взгляни, как отглажены брюки! Все сорок восемь пар. И потом, — она хлопнула дверцей, — кроме "майне либе" я от него ничего не слышала.

— А бормашина? — спросила Лека.

— Перестань! Почему ты не хочешь стать "майне либе"?!

— Я ею уже была.

— Еще. Надо все время быть "майне либе". В Аахене это возможно.

— В Аахен я приехала дышать розой, — ответила Лека.

Ночью позвонил Рольф.

— Согласен на киндер, — сказал он, — я ведь в молодости тоже любил побуянить. Давайте с детьми!

— А бабушка? — спросила Лека.

— Какая бабушка? — трубка в руке Рольфа задрожала.

— Гроссмуттер, — объяснила Лека, — скоро девяносто, я даже не знаю, как она перенесет самолет.

В трубке начало происходить что-то страшное — она хрипела, кашляла, охала, рыгала.

— О гроссмуттер не может быть и речи! — рявкнула трубка.

— Варум? Она обожает Гете, она плачет на Брукнере. Правда, она храпит. В Санкт-Петербурге она будит весь дом.

— У меня она будить не будет! — Рольф бросил трубку.

Лека сказала Алене:

— Мы можем пойти пройтись, как в школе, после уроков?

Они пошли шататься. Алена воспевала немецких мужей.

— Возьми Гюнтера — я его никогда не видела пьяным, не видела грубым, не видела…

— А вообще видела? — перебила Лека.

— Ты стала злой, — сказала Алена, — опрокинем по кофе?

Они не успели заказать — подошел дистрофик в рваных джинсах и африканской рубахе.

— Пирмин Вук, — представила Алена, — зеленый, защита окружающей среды.

Пирмин Вук с места в карьер спросил у Леки, каково состояние Невы и что с Финским заливом. Потом они ели вместе траву. Пирмин повел ее на демонстрацию против загрязнения Рейна.

Два вечера они кормили детенышей морского льва. Наконец, Лека бежала.

— Где зеленый? — поинтересовалась Алена.

— Жрет морской ил…

Вечером появился Рольф.

— Согласен на бабушку, — сказал он, — только признайтесь, кто у вас есть еще?

— Кузен с женой, — ответила Лека, — сестра с любовником и две подруги с семьями.

Рольф приподнялся.

— Но вы не живете вместе? — с надеждой спросил он.

— Пока нет. Но если будет большой хауз…

Рольф тяжело задышал, правая щека задергалась.

— Но пока волноваться нечего. Мы их сюда не возьмем, только в гости, на месячишко-другой…

Рольф вытер большим платком мокрый лоб.

— Майне либе, — сказал он, — как вы думаете, бабушке будет удобно на первом этаже?

— Не очень. Она боится воров.

— В Германии?!

— Она плохо соображает — Германия, Зимбабве, Лаос — для нее все Россия.

— Тогда она будет спать в гостиной.

— А храп? — спросила Лека.

— Не страшно, я тоже храплю.

— Вы мне об этом не говорили.

— Для вас это имеет какое-либо значение?!

— Решающее! — ответила Лека. — Мы будем спать в разных комнатах.

— Даже в медовый месяц? — ужаснулся Рольф.

— Особенно. У вас есть деревянная кровать Луи 16-го?

— Зачем? — не понял Рольф.

— На другой я не могу уснуть. Поезжайте, купите. У вас денег хватит?

— Что за вопрос!

Рольф помчался за кроватью.

— Что ты вытворяешь? — вздохнула Алена.

— Быстрее, — Лека начала складывать вещи.

— Куда — быстрее? — Алена ничего не понимала. — Скоро вернется Рольф.

— Через час у меня самолет, — ответила Лека.

— Какой самолет?! Ты сдурела! Самолет у тебя через месяц!

— Я поменяла билет. Ты можешь отвезти меня в Кельн?

— Майн гот, — Алена схватилась за голову, — ты ж еще не видела Германии, Аахена, моего мужа!

— Поцелуй его. Скажи, что он произвел на меня незабываемое впечатление, — Лека уже стояла у дверей с баулом в руках. Убитая Алена горько смотрела на нее.

— Ты не хочешь остаться в Германии? — спросила она. — Тут все хотят остаться — арабы, турки, вьетнамцы…

— По коням! — прокричала Лека и прыгнула в машину.

В этот момент к дому подъехало два "мерседеса" с женихами и букетами и "зеленый" на сломанном велосипеде.

— Съезжаются к загсу трамваи, — пропела Лека, — там красная свадьба была… Жми на газ, Аленушка.

Они понеслись, как сумасшедшие.

— Быстрее, — приговаривала Лека, — здесь нет ограничения скорости, быстрее!

— Ты что, не знаешь, что "мерседес" слабак, — ответила Алена, — если б могла, я б взлетела.

Мелькали кирхи, коровы, пшеницы.

— Ах, мой милый Августин, — распевала Лека.

— Заткнись! — попросила Алена.

Они долго молчали. Ветер раздувал их волосы.

— Помнишь белую ночь, — сказала Алена, — после выпускного бала?

— Эту белую ночь не забыть никогда, — пропела Лека.

— Разведенный мост, белое небо. Белый воздух…

— Разве можно заснуть, когда ночь так светла, — Лека продолжала петь.

— Белую реку… Ты помнишь, как мы мечтали в ту ночь?.. Где все это, Лека? Ты помнишь Вадика? У него всегда не хватало на лимонад, и мы сидели на скамейке в Летнем саду. Ах, Вадик, Вадик…

— Он так тебя любил, — вздохнула Лека.

— И я… Неужели еще где-то остались земли, где умирают от любви…

Она резко затормозила. Они потащили вещи на регистрацию.

Алене разрешили проводить Леку до трапа.

Они шли по летному полю, две девочки, две подруги из Ленинграда, и молчали. Что-то сжимало им горло.

Так дошли они до самолета Аэрофлота, и, не останавливаясь, прошли мимо. Они двигались к белому самолету без опознавательных знаков. Он все еще стоял там, на белой полосе, под белым небом.