Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Горик кивнул, глядя в сторону. Ее папу взорвали в машине год назад. Дом сожгли. Они с матерью ютились у каких-то своих знакомых.

— Прикольный у меня папа, да? — спросила Линда.

— Прикольный, — согласился Горик.

Что-то со свистом садануло Горика в затылок. Горик вздрогнул, обернулся, и второй каштан попал ему в живот.

Их было трое. Дудник, Кузя и Мамай. Вероятно, первый урок уже закончился и Кузя с Мамаем вышли на перемену.

Дудник стоял все с той же лопатой и делал ею странные движения, характерные для американских бейсболистов. Мамай набрал полные карманы каштанов и сейчас целился каштаном в Горика. Кузя — огромный, широкий, с продолговатой родинкой на лбу — подбрасывал Каштаны Дуднику, старающемуся ударить каштан лопатой. Не очень-то получалось.

Секунду Горик думал, как на это реагировать и решил пока не реагировать никак. Мозговым центром здесь был Кузя. Нужно нанести удар, когда он будет один.

Горик отошел от них.

— Куда? — заорал Кузя и добавил своим. — Братва, мочи его! Мочи Сиську!

Дудник отшвырнул лопату, и все трое побежали к Горику. У каждого были полные карманы каштанов. Окружив Горика и загнав его вплотную к забору, парни начали обстрел. Горик вжался в сетку забора и, по возможности, закрывал наиболее уязвимые места. Линда флегматично наблюдала за происходящим, как обычно двигая высунутым языком вправо-влево.

Они все швыряли в Горика каштанами, а Горик молча и терпеливо ждал, когда это закончиться. Однажды ему сильно залепили в глаз (кажется Кузя), в другой раз кто-то попал в пах. Все это длилось минуты три.

Потом он понял, что по нему уже не бросают. Он убрал руки от лица. Парней нигде не было — стадо ускакало. Возле Горика стоял Синяк и, спрятав руки в карманы, укоризненно заглядывал Горику в глаза. От Синяка, как обычно, несло спиртным.

— Работать! — сказал Синяк. — Надо! А не! Баловаться! Баловаться! Дома будете!

Синяк всегда появлялся неожиданно и уходил, не прощаясь. Ты б побрился, подумал Горик, глядя на Синяка, алкаш вонючий.

Синяк постоял еще немного и, не прощаясь, ушел.

К Горику подошла Линда и заглянула в его лицо.

— Хочешь, я папе позвоню? — спросила она. — Хочешь? Он этих козлов поймает и отпиздит. Позвонить?

— Не надо, — сказал Горик. Он посмотрел на Линду с нежностью и тоской.

— Если что — ты только скажи. Я сразу папе позвоню. А папа у меня знаешь какой.

— Спасибо тебе, Лин, — сказал Горик искренне. — Если что — я тебе сразу скажу.

— Скоро папа должен приехать! — вдруг вспомнила Линда. — Я пойду, посмотрю…

— Пойди, — согласился Горик.

Линда подошла к краю тротуара и начала вглядываться в уходящую к горизонту дорогу. Время от времени мимо Линды проносились автомобили, выбрасывая из-под колес желтые листья каштанов. Солнце плясало в ее русых слипшихся волосах и, если смотреть сзади и издалека, она казалась даже красивой.

Она ждала серебристый мерседес.

Урок биологии подходит к концу, которого все мучительно ждут. Тишина такая, что слышно лишь порядком надоевшую муху.

Раиса Юрьевна — демонстративно-фригидная дамочка засекреченного возраста с курчавым париком и цепкими, как рыболовные крючки, глазами — высматривает очередную жертву в школьном журнале. Биологичку за глаза называют «Ириска» и относятся к ней со сдержанной пассивной ненавистью. Она любит, когда ее предмет учат, и может завалить на экзаменах.

— Хаширян, — говорит она, наконец, тоном приговора, — расскажи-ка нам, Хаширян, что ты знаешь о классе паукообразных.

Горик медленно неохотно встает, понимая, что о классе паукообразных он не знает ничего, кроме того, что такой класс, очевидно, существует. Вспоминается паутина в ванной и на кухне, под потолком, вспоминается заспиртованный скорпион дяди Себастьяна и еще почему-то голливудский боевик «Чужие». Еще вспоминается, что скорпиона дядя Себастьян год назад обменял на килограмм сахара, а в «Чужих» классная такая баба с кошкой и огнеметом взорвала целую…

— Хаширян, долго будешь молчать?

…планету. И спасла, кажется, кого-то. Паукообразные, лихорадочно вспоминает Горик, образовались, видимо, от пауков… по образу и подобию пауков… чушь… Горик бегло подсматривает в тетрадь и замечает окончание некого слова: «ногие».

— Класс паукообразные, — говорит Горик, — относится к типу «членистоногие»… — он вдохновляется и продолжает — … к этому типу также относятся раки, жуки…

— Хаширян, — перебивает Ириска с ледяным спокойствием генерала КГБ. — Про тип Членистоногие ты нам расскажешь как-нибудь в другой раз. Сейчас расскажи нам только о паукообразных.

Выдра, думает Горик, старая. Узнаю где живешь — повыбиваю стекла. А может все-таки получится «тройка»? Как бы не оставили меня в конце концов на второй год. Отец убьет.

— К классу паукообразных, — осторожно пробует Горик, — относятся пауки…

— Хаширян, твоя эрудиция поражает. Что еще?

— Они плетут паутину.

— Ясно. Паутину плетут. Садись, Хаширян. Два.

Горик смиренно садится. Открыв учебник, он находит изображение хищных млекопитающих семейства куньих и продолжает рисовать стоящему на задних лапах горностаю огромный эрегированный член. Делает он это до тех пор, пока в ампулке не заканчивается паста.

— Смолякова, — говорит тем временем Ириска поднявшейся Линде. — Расскажи-ка нам, Смолякова, о ракообразных. О внутреннем строении речного рака расскажи.

У Линды глаза, как у Боба Марли, она вряд ли понимает суть вопроса.

Ее спасает звонок. Урок закончился. Ириска забрала тетради, учебник и плакат с кольчатыми червями, и вышла из класса.

На переменке в класс пришел Кузя. У него была мерзкая привычка шататься на переменах по чужим классам, доставая всех видом своей мясистой морды с родинкой на лбу, похожей на засохший птичий помет. Казалось, Кузя вездесущ. Его видели в разных концах школы чуть ли не в одно и то же время. При этом некоторые Кузины одноклассники утверждали, что в то же время Кузя вообще никуда не уходил и был в своем классе.

На этот раз Кузя пришел неспроста. Он пинками и подзатыльниками прогнал с первой парты маленького Рому Мельника, сел на его место и шустро собрал возле себя гопнический актив класса: Васю Дудника и Юру Несмешного. Втроем, они о чем-то заговорили, то и дело косясь на Горика. Горик почувствовал холод в груди.

В Юре Несмешном действительно не было ничего смешного. Юра был психованным дебилом с замашками уголовника. Год назад одна девчонка назвала Несмешного придурком (что вполне соответствовало истине), а он встал и ударил ее ногой в висок, на глазах у учительницы и всего класса. Реакция Несмешного на самый обычный поступок была непредсказуема, нервы могли накаляться как вольфрамовые нити.