Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

— Снимай ботинки, — приказал Горик спокойным голосом.

Он не смотрел в глаза, смотрел куда-то в шею.

— Э… Э! Пацан! Пацан, ты что совсем обалдел?

Горик выстрелил ему в грудь. Он не рассмотрел и не запомнил его лица.

Парень упал в снег. Рядом упала бутылка пива, из нее расплывался темный ручеек.

Второй парень замер и по-рыбьи выпучил глаза. Горик перевел оружие на него. Холодок в груди прошел. Как это легко, подумал Горик.

Юля стояла позади, где-то рядом. Она молчала.

— Подержи его на мушке, — попросил Горик.

— Ты с ума сошел, — пробормотала Юля растерянно, но полезла за пистолетом.

Горик наклонился над трупом и стал развязывать шнурки.

— Ну и лапа, — сказал он.

— Ты псих! — крикнула Юля. — Тебе нужна обувь? Мог бы снять с того сторожа!

— Я не подумал тогда.

— Попросил бы меня! Я бы тебе как-то с этим помогла!

— Заткнись и держи его на прицеле!

Он не рискнул бы говорить с ней так в другой ситуации. Сейчас она это проглотила.

Горик взял ботинки и отошел к лавочке примерить. Мимо, не снижая скорости, пронеслась иномарка.

— Я пойду, ладно… — испуганно заговорил друг убитого. Он держал руки поднятыми ладонями к Юле, в одной из них он держал пиво. — Я пойду… я ничего вам не сделал…

— А что ты, блядь, мог мне сделать, гандон?! — заорал Горик. Он надел ботинки и сейчас же их зашнуровал.

Он встал. Ботинки были великоваты.

— Ну как? Мне идет?

— Ты еще куртку с него сними, — заметила Юля язвительно.

— Большие, — сказал Горик с сомнением. — Ходить можно, но большие.

Второй парень был ниже ростом. Горик внимательно посмотрел на его ноги. Такие же теплые качественные ботинки, только темно-коричневые.

Парень уловил его взгляд.

— Я сниму, — сказал он быстро. — Я сниму, только не надо стрелять, хорошо?

Он выбросил пиво, присел, стал суетливо развязывать шнурки.

Горик чувствовал себя богом.

— Надо стрелять! — громко заговорил он. — Ты ошибаешься, дружище, стрелять-то как раз и надо!

Проезжающий мимо автомобиль чуть притормозил. Из-за бокового стекла на Горика посмотрело женское лицо.

Горик выстрелил в машину дважды, попал в дверь. Машина ускорилась и скрылась из виду.

— Я тоже когда-то думал, что не надо стрелять, — продолжал философствовать Горик, — но потом понял одну вещь. Знаешь какую?

Парень уже плакал.

— Знаешь какую?!! — гаркнул Горик.

— Ка…ккую? — пропищал парень.

— Надо стрелять, — сказал Горик убедительно.

Он взял оставленные на снегу ботинки и сел на лавочку переобуваться.

Парень стоял в носках на снегу и плакал как девочка. Юля держала его на мушке.

Горик переобулся, ботинки были впору.

— Другое дело.

— Ты… вы… вы меня не убьете?

— Еще не решил, — ответил Горик.

Он и правда еще не решил.

— Слушай, а откуда у тебя такие ботинки? Ну не ссы, отвечай.

— Ку…купил.

— Откуда деньги? Работаешь?

Он говорил спокойно, буднично как со старым другом. Только размахивал при этом пистолетом.

— Нет. Отец дал, — парень немного взял себя в руки.

— Классные ботинки, — Горик пошевелил пальцами, походил туда-сюда. — А кто у тебя отец?

— На фирме работает.

— На фирме… А мама?

— Мама бугхалтер.

— Бухгалтер мама, да? А папа на фирме, — Горик задумался. — А у меня папа торгует, но бабки пропивает. А мать стирает и тоже торгует. И никто не дает денег, представляешь? Приходится зимой ходить в кедах. Остальное ничего, другая одежда меня устраивает, только в кедах зимой хуево. Веришь?

— Ве…верю.

— Почему так? Почему так, а? Разве это правильно? Я такой же человек как и ты, мне надо есть, одеваться, я могу простудиться от мокрых носков. Почему это никого не ебет кроме меня? Почему это тебя не ебет? И таких, как ты? Почему мне надо кого-то убить, чтобы со мной просто по-человечески поговорили?

Мимо проехали две иномарки, одна за другой. Парень с надеждой косился в их сторону, но не одна из них не сбавила ход.

— Где у него кошелек? — спросил Горик, указывая пистолетом на труп.

— В куртке… во внутреннем кармане… не убивайте меня, ладно?

Горик расстегнул куртку, достал бумажник. Там оказалась гигантская для Горика сумма, где-то сотни две.

— Хватит, Горик, — сказала Юля. — Надо сваливать.

— Давай деньги, — приказал Горик.

Парень резво достал и отдал ему свой кошелек.

— А теперь раздевайся.

— Горик, хватит, — вмешалась Юля. — Я сейчас уйду.

— Юля, ты, что не хочешь посмотреть на голого пацана? Раздевайся, гнида, полностью раздевайся!

Парень медленно расстегнул куртку. Горик выстрелил в снег ему под ноги.

— Быстрее раздевайся, сука!

Парень засуетился. Юля отошла к лавочке, хлебнула вина.

— И трусы тоже! — приказал Горик, махая пистолетом.

С каждой новой вещью дела у парня шли все медленнее. Он косился по сторонам, стараясь чтобы это было незаметно (но Горик все равно замечал). Прохожих не было.

Наконец он дошел до брюк.

— Горик, какого хуя ты делаешь? — поинтересовалась подошедшая Юля.

Он и сам не знал.

— А тебе не нравится?

— Нет, — отчеканила она. — Мне не нравится.

У нее горели глаза.

Парень остался в трусах и носках. Он переминался с ноги на ногу при минусовой температуре. У него было спортивное телосложение и дорогие, тоже спортивные трусы. Таких у Горика никогда не было, это еще сильнее его разозлило. Вещи были аккуратно сложены возле трупа, видно Горик считал, что парень заберет и их. На голых плечах жертвы таял падающий снег.

— Это же для тебя, Юля, — сказал Горик. — Мужской стриптиз.

— Мне холодно… — проблеяла жертва.

— Пошел ты, — раздраженно сказал Юля Горику, и отошла.

— Ладно. Как хочешь.

Горик сжал челюсти. Он резко вскинул руку и дважды выстрелил в замерзающего парня. Попал в живот. Парень выпучил глаза и широко раскрыл рот, словно собирался закричать или проглотить большой кусок торта. На его белые трусы спустились два красных ручейка. Его ноги подкосились, он сжал живот, рухнул в снег лицом, перевернулся на бок и замер в позе эмбриона.

Горик запомнил его лицо — лицо, с которым умирают — словно уже не лицо, а резиновая маска, неестественно растянутая на черепе. И выражение этого лица — предел боли, предел шока, предел ужаса. Предел. Дальше ничего нет.

Он запомнил предсмертный стон. Он никогда раньше не слышал ничего подобного.

Он думал, что Юля уже ушла, но она стояла возле лавочки и допивала вино. Когда он подошел к ней, она на него посмотрела — первый раз в жизни на Горика кто-то так смотрел. Это был особенный взгляд. В нем не было ни восхищения, что вот он такой крутой; ни страха перед убийцей; ни ненависти. Юля смотрела так как смотрят на домашнюю овчарку, которая годами была спокойным умным псом и вот только что загрызла человека. Юля пыталась понять как это случилось и кто же перед ней на самом деле. Она словно разглядывала инопланетянина, пытаясь понять как он дышит, что чувствует, о чем думает. И ни хрена не понимала.