Елена Касьян - Одна женщина, один мужчина (сборник)

На угрюмое Лехино «о чем?» (понятно, кто-то из добреньких однокурсников проболтался) беззаботно ответила, что пьяный идиот пытался на моей свадьбе говорить со мной о футболе, и скорей потащила Леху танцевать. Правдой было только то, что в твоем несвязном бухтении промелькнуло слово «счет». Я даже собиралась отловить Светика и все рассказать, оценив ее мудрость и правоту, но опять завертелись танцы… Потом непонятно с чего началась драка, вроде что-то не поделили Лехины приятели, стало совсем не до того.

Мы уехали на неделю отдыхать, но позже кто-то мне говорил, что после моей свадьбы тебя видели с шикарным фиолетовым фингалом.

После свадьбы мы поселились в центре, в бабушкиной квартире, потому что Леха жил на съемной, достраивая дом за городом. Бабушка перебралась к родителям. Сделали хороший ремонт, по выходным навещали родителей или ездили вместе с ними на дачу. Я училась, Леха где-то работал, куда-то иногда ездил, но про дела говорить не любил, а я и не настаивала – мне самой было что рассказать, да и других тем хватало. С третьего курса я ушла в декрет, а потом совсем забрала документы – дом, сын и хозяйство отнимали все время.

Девчонки на курсе страшно мне завидовали, еще бы: платья, украшения, машина, теперь еще и дом. Опять же, семья – сын, муж, который задаривает и сдувает пылинки… Я, конечно, поддакивала и задирала нос – чтобы знали.

Изнанка была не такой радужной. Когда схлынуло первое упоение семейной жизнью «как у больших», я заскучала. Нет, все прекрасно – свой дом, Леха… Но круг общения сократился в разы – одной мне разрешалось ходить только в универ, и то меня обязательно встречал и провожал Леха или кто-то из его то ли приятелей, то ли подчиненных. Я могла купить практически все, что понравится, но по магазинам ходила только с Лехой. По ресторанам – тоже. Домой ко мне могли приходить родители и очень немногие подруги. В кафе встречалась только с ними же.

Я не обвиняла Леху, наоборот, гордилась – такая сильная любовь! А когда появился сын и я засела дома, стало совсем тоскливо.

Кипела студенческая жизнь, подруги рассказывали о вечеринках, о том, кто куда съездил, кто, где, когда и с кем, и что про это потом сказали. Кто-то пошел работать, кто-то организовал свою группу и пел в клубах, кто-то учил второй-третий язык, кто-то бегал по лесам с толкинистами. А я торчала в загородном доме с маленьким Степкой: проснулись-поорали-покормились-погуляли-поорали-покормились-поспали.

Леха мог прийти в ночи пьяным или остаться в городской квартире, мне же переезжать туда запретил – «ребенку полезен свежий воздух». Иногда навещали мама или Светик, но не часто, потому что без машины добираться до нас было долго и муторно.

Светик рассказала, что ты уехал на стажировку в Штаты. На год, если получится – на два. Все говорят, что тебе светит блестящая карьера. Я промолчала. Когда бьют по твоим воротам, надо хотя бы держать лицо, ведь неизвестно, удастся ли выиграть.

Понемногу все как-то устаканивалось. Степка рос, я подружилась с такими же мамашками из «нашей деревни» – по этому своеобразному коду отличали «своих», тех, кто жил в нашем поселке, состоявшем из домов, которые язык не поворачивался назвать коттеджами. Этих мамочек Леха разрешил приглашать в гости, и мы очень неплохо проводили время за трепом ни о чем, пока дети носились вокруг. Ездили отдыхать, прочесали всю Европу, а турецкие отели Степка, кажется, стал считать чем-то вроде дачи.

Когда Степка пошел в школу, все немного изменилось – он очень уставал от ежедневной дороги, и решено было хотя бы на первый год перебраться в город. К этому времени Леха купил хорошую квартиру в центре и сделал там ремонт.

У него теперь был офис, какие-то фирмы, но о работе он по-прежнему рассказывал мало и неохотно, а наводящие вопросы, не поработать ли мне в какой-нибудь из его фирм, просто игнорировал. Степка мог оставаться с няней, и мои родители иногда брали его к себе, так что вечерами мы с Лехой опять стали выбираться в рестораны или я встречалась с подругами. Девчонки с курса и Светка уже работали, так что днем пересекаться все равно не получалось.

Они-то мне и рассказали, что ты пробыл в Америке два года, вернулся, устроился в какую-то весьма приличную контору и уверенно карабкаешься по карьерной лестнице. И женился. На какой-то девочке, с которой познакомился в ночном клубе. Собственно, речь о тебе зашла, потому что наша группа скидывалась на подарок к рождению твоего сына. Я, конечно, денег дала, но поздравлять вместе со всеми не поехала – жаль, но как раз в это время мы с мужем будем в Париже, вот собрались на недельку, весна все-таки, надо отметить. Привет от меня передавайте!

Когда Степка заканчивал первый класс, Леху убили. Застрелили вечером во дворе нашего дома, когда он выходил из машины. Его и одного из двух его телохранителей. Следователь повел меня на опознание тела. После я сидела, как оглушенная, и ни на что не реагировала. Потом начала плакать. Светка попеременно наливала мне валерьянку, валокордин и коньяк, пока я не отключилась.

Похоронами занимались Лехины друзья, все делалось как-то само собой, помимо меня. Светка вернулась на работу. Степа жил у дедушки с бабушкой. Я сидела в пустой квартире и пыталась понять, что же дальше.

Долго думать о жизни мне, правда, не пришлось. Через пару дней после похорон ко мне пришли какие-то люди и оказалось, что ни к Лехиным фирмам, ни к дому, ни к квартире мы со Степой не имеем никакого отношения. Правда, городская квартира и две машины были зарегистрированы на меня, но мне объяснили, что всем будет гораздо проще, если я об этом обстоятельстве забуду. Я позвонила друзьям, которые организовывали Лехины похороны. Кто-то сказал, что не может мне ничем помочь, кто-то просто не стал разговаривать. Как ни странно, после этого я сразу смогла взять себя в руки. У меня был Степка, были мама с папой, а у них была я, и у меня было много дел.

Мы со Степкой переехали в бабушкину квартиру – как же хорошо, что мы ее не продали и поддерживали в приличном состоянии! Я пошла работать секретарем и восстановилась в университете, уже на вечернем. Зарплата была мизерной, денег катастрофически не хватало. Степа пару раз пытался скандалить, упирая на «а вот когда был папа…».

Я не выдерживала, орала на него, потом мы плакали вместе. Иногда нас подкармливали родители, хотя им самим приходилось туго. Светка и Мила отдавали мне ставшие ненужными тряпки, а я про себя жалела, что среди знакомых нет кого-нибудь с ребенком постарше Степы, чтобы и ему одежда доставалась даром. Осваивали секонд-хенды и сажали картошку на даче. Степка научился выносить мусор, разогревать себе еду и самостоятельно делать уроки, потому что я уходила спозаранку, возвращалась поздно вечером, а еще надо было готовить, убирать и готовиться к занятиям. К подругам в гости заглядывала, но на ежегодных встречах нашей группы старалась не появляться. Как-то жили. Страдать и скучать, во всяком случае, было некогда.