Василий Аксенов - Памфилов в Памфилии

«Шуз, – сказал он шашлычнику и с юмором показал ему на отваливающуюся подошву. – Где я будет купил шуз?»

В ответ послышались темпераментные восклицания, среди которых он различил слово «холидэй». Повернись гребаная история иначе, этот шашлычник мог бы с тем же успехом и по-русски балакать, подумал Памфилов. Все-таки ведь это мы в конце XVIII века отбили этот остров у французов и правили тут несколько лет, пока нас не вышибли, а ведь могли бы и не вышибить, повернись загребанная история хоть чуточку иначе. Совсем от этой мысли повеселев, он отправился на ночлег в близлежащий «Палас». Средства, кажется, позволяют, думал он с сытенькой шаловливостью.

В вестибюле пятизвездочного отеля он все-таки немного струсил. Там пол отражался в потолке, и наоборот. Играла тихая классическая музыка. Журчало жеманное журчало, ну, фонтан. Не торопясь, слуга проносил в глубины поднос с напитками. Там мелькали нечеловеческие люди в вечерних туалетах, царил веселый ералаш. Портье из-за стойки приветливо смотрел на явившегося бродягу.

«Рум?» – спросил Памфилов и раскрыл на стойке бумажник, чтобы сразу рассеять сомнения.

Они, возможно, и не возникали. Портье тут же предложил формуляр для заполнения и пальчиком восхищенно указал на карточку «Американ экспресс». Администрация будет не только удовлетворена, но и польщена. Нимало не думая о том, что совершает подлог, Памфилов перенес в формуляр данные вашингтонской ксивы.

Оказавшись в просторной и изысканной комнате, Памфилов сбросил осточертевшие мокасины и вышел на балкон. Сразу за решеткой идеальной территории отеля стояли, обнявшись, два пыльных городских растения, пальма и фонарь. Под ними устраивалась на ночлег стайка бродячих собак. Теперь я не с вами, друзья мои, сказал им Памфилов. Спираль литературы подняла меня выше вас. Дальнейшее – молчание, еще успел потревожить Шекспира и свалился грязным телом в хрустящие простыни.

Ночь прошла даже лучше, чем ожидалось. Правая рука под воздействием луны доплясалась до дистанционного управления и ненароком включила порнографический канал. Все смешалось в голове Памфилова. Ему казалось, что он спит и что это именно в его сне передвигаются титанические пенисы, проникая то в агавы вульв, то в жемчужные пещеры оральных полостей. Ни разу, разумеется, не промелькнула догадка, что каждая секунда восхитительных миражей оплачивается все из того же бумажника.

Следующий виток спирали поджидал Памфилова утром в лифте. Там ехали две американские девушки, Пам и Пат, мать и дочь. При входе воспаленного ночными видениями путешественника они переглянулись: чей? Спор тут же решился в пользу Пам: Momma knows best! [1]

За спиной у этой девушки был большой опыт эмансипации начиная еще с 1968/69 академического года в Университете Браун. Многие удивлялись, как она сочетает такой «суинг» с усердными занятиями археологией и антропологией, однако сама Пам не видела в своей жизни никаких противоречий, если не считать самой жизни. Этот, последний, феномен, кажется, нас дурачит, иногда думала она. Кажется, у него нет другой задачи, как только одурачить тех, кто в нем завязан. Кронос, сколько ему ни подсовывай камней, все-таки жаждет плоти. Америка все еще делает вид, что переговоры продолжаются, однако и она уже впадает в истерику.

Следует сказать, что встречи в гостиничных лифтах отнюдь не были главным содержанием многочисленных путешествий богатой (по мужу) археологини. Если они и происходили, то вовсе не потому, что она их жаждала, а просто в силу бесконечных головоломок, разыгрываемых на Олимпе. Вот и в данное утро меньше всего на свете она думала о сексе. Больше всего на свете ее в данное утро занимал вопрос о переносе экспедиции с Ионической арены в Малую Азию, то есть в Памфилию. Дело в том, что в найденных ею недавно смутных текстах финикийского письма, в частности в своде правил поведения посетителей городских бань, несколько раз промелькнули имена некогда славных городов Памфилии, Аспендоса, Сиде и Перге, и, если нечто подобное будет обнаружено и там, возникнет новая грандиозная глава истории – о деятелях древней гигиены, по происхождению финикийцах.

Вдруг входит какой-то, ну, тип, как будто убежавший из-под стражи. Не понимая ничего и враз забыв о финикийцах, Пам в шортах и в майке «Международной амнистии», то есть со свечой меж двух романтических холмиков, подходит к нему: «I wanna see your room, man!» [2]

Завершив в номере Памфилова серию упражнений в стиле ночных электронных шалостей – не исключено, что и девушка бредила под ту же самую программу, – они решили познакомиться. Как вас зовут, стрэнджер? Вихрь непонятной борьбы мгновенно отпечатался на лице незнакомца. Не давать же прелестной незнакомке то пластиковое, чужое имя! Вихрь улетучился. Зовите меня Памфил. Она расхохоталась: вы не шутите? А в чем дело? А дело в том, что я Пам и я направляюсь в Памфилию. Вот так лежу запросто с голой иностранкой. Опять вдоль спины прошел волжский холодок. Он стал губами теребить ее соски, как будто знал, что она от этого с ума сходит. С какой стати этот Памфил взялся напоминать незнакомке Пам о ее женском начале? Раз так сложилось, я с вами отправляюсь. Куда, уважаемый Памфил, кто вы по национальности? Я от эллинов и иудеев, проездом, русский и отправляюсь с вами, Пам, в Памфилию, только башмаки новые куплю.

С башмаками получилась полная лажа, говоря на жаргоне Университета Браун. Все магазины на острове были закрыты в связи с трехдневным праздником греческой героики. Современной, разумеется, не древней. Говорить постоянно о Пелопоннесских войнах в обществе современных греков не всегда тактично; учти, читатель! Обе девушки хохотали над обескураженным любовником. Девушка Пат называла его то «папуля», то «грязный старикашка» и щипала то за левую ягодицу, то за правую. Девушка Пам употребляла имя Памфил по три раза в каждой фразе. Памфил, посмотрите, мой милый Памфил, на свое отражение в фонтане, мой дикий Памфил! Между тем она постепенно надиралась, потому что в поисках обувщика не пропускала ни одного буфетчика: метакса, рицина, прочее местное дерьмо.

В конце концов они нашли сувенирную лавку, которая была открыта вопреки требованиям патриотизма. Там нашлась пара расшитых бисером пантофл с загнутыми носами и с кусочками туркуаза – ну, по-вашему бирюзы, что ли, дорогой читатель, – на кончиках. «Впору!» – хохотали обе девки. Памфилов обулся и расплатился карточкой «Дискавер», даже не обратив внимания на цену. Карточки принимались тут повсюду. Весь торговый народ, похоже, был экипирован машинками для снятия отпечатков, включая и уличных минетчиц.

Вечером, после ужина, Памфилов оказался в центре внимания. Гости «Паласа», разодетые по правилам клуба, были поражены непринужденными манерами незнакомца в туфлях Синдбада-морехода на босу ногу. Развалившись в кресле и покачивая сказочной ногой, этот голливудский тип заказывал шампанское и разглагольствовал на непонятные темы.