Агагельды Алланазаров - Жаркое лето Хазара (сборник)

— Если Хасар больше сюда не ходок, то и ты не переступишь порог этого дома. Ты не только мужа, ты всех нас променяла на какого-то кобеля!

Разговор с внуками так расстроил Хасара, что он забыл заплатить за разговор и стремительно пошел к выходу.

Уже на самом выходе его догнал ироничный окрик телефонистки:

— Мужчина, вы что же, уходите? А заплатить за разговор не хотите? — Хасар остановился, как вкопанный. "Ой", — воскликнул он и с виноватой улыбкой на лице пошел обратно… Извинился перед девушкой за свою рассеянность и заплатил за разговор.

Девушка, видя, как он расстроен, примирительно произнесла: "Вы человек чужой, если бы кто-то из местных жителей был, я бы не стала беспокоиться, он бы потом все равно пришел и заплатил", — ей было неловко, что она одернула человека из-за какой-то мизерной суммы.

Услышав, что в родном городе его считают чужим, Хасар испытал смешанные чувства. Он только улыбнулся в ответ на слова девушки.

А на улице все еще накрапывал дождь. Город был похож на человека, на теле которого после обильного чаепития проступают крупные капли пота. Мокрым был не только город, даже воздух над ним дышал влагой.

Под дождем овальный купол вокзала был совсем темным и похожим на гигантский перевернутый котел.

Перед вокзалом, как всегда, было полно народу. Многие пассажиры, прячась от дождя, стояли под навесом по обе стороны от входа, поставив у ног свои сумки.

После разговора с внуками Хасар вдруг почувствовал нестерпимую жажду, как человек, наевшийся рыбы. Дойдя до монумента жертвам войны перед Дворцом нефтяников, Хасар остановился с мыслью, где бы выпить стакан воды, и поверх снующих по площади машин посмотрел в сторону вокзала: там можно было напиться.

Когда он вернулся домой, в ушах его все еще звучали милые голоса его любимых внуков.

Тоты и сегодня ушла домой позже всех остальных сослуживцев. У подъезда ее уже давно ожидала служебная машина, она стояла в сторонке, растворившись в ночной темноте. Когда Тоты открыла заднюю дверцу и села на привычное место, водитель, откинувшись от подголовника, завел машину со словами: "А, башлык, вы пришли? Едем?"

Машина развернулась и выехала с больничного двора, свернула направо и вышла на большую дорогу. Городские фонари, словно соревнуясь друг с другом, тускло мерцали под струями дождя. Ехать им было недалеко, если идти пешком и напрямую, это расстояние можно одолеть за десять-пятнадцать минут. Но коли ты руководитель, тебе не пристало ходить пешком, да и времени нет, для чего ж тогда служебные машины существуют? Хотя Тоты, каждый раз заглядывая в зеркало и видя, как наливается полнотой ее тело, думала о пользе пеших прогулок для таких, как она, женщин, разменявших пятый десяток. Иногда она говорила себе: завтра же займусь своим здоровьем. Но назавтра, как только за ней приезжала машина, она и сама не понимала, как оказывалась на ее заднем сиденье.

В назначенный день Хасар так и не появился, не пришел он и после, и теперь в голове Тоты роились разные мысли, которые не давали ей покоя. Вот уже два дня, выезжая по делам службы, по возвращении, в надежде, что за это время мог появиться Хасар, задавала секретарше один и тот же вопрос:

— Меня никто не спрашивал?

А секретарша вместо того, чтобы сообщить то, что она хотела услышать, начинала перечислять, кто ей звонил по служебной надобности, называть имена совершенно других людей, справлявшихся о ней.

Вчера Тоты ждала появления Хасара с огромным нетерпением и страстным желанием. В этот день она надела свое лучшее нарядное платье цвета спелого баклажана, которое очень ей шло.

Свои блестящие волосы Тоты красиво уложила на затылке, наложила на ресницы тушь и стала похожа на человека, собравшегося на какой-то праздник. На работе первой на нее обратила внимание худенькая неказистая секретарша с тонкими чертами лица.

— Ба, Тоты Тагановна, вас сегодня не узнать! Вы просто красавица! — девушка проводила ее до кабинета завистливым взглядом.

После многодневных раздумий у нее появилось желание выглядеть в глазах своего бывшего преподавателя, которого она некогда называла "моей чайкой", достойным уважения руководителем, а кроме того, она внушила себе, что ее "чайка" долгое время летала не там, где надо, и вот теперь снова прибилась к родным берегам. Ей хотелось, чтобы он увидел в ней достойную внимания женщину.

Но все ее ожидания оказались напрасными, потому что Хасар так и не появился, ни в тот день, ни следующий.

А взять и позвонить ему она посчитала ниже своего достоинства.

По пути домой, сидя в мягком кресле машины, Тоты размышляла о причинах, заставивших Хасара не появиться в ее кабинете. В конце концов, она пришла к выводу, что он, скорее всего, уехал в Ашхабад, чтобы проведать оставшихся там детей и внуков.

Вот уже почти два года прошло с того дня, как Тоты съехала со своей прежней квартиры, в которой прожила почти двадцать лет, и теперь одна занимала просторную квартиру из шести комнат улучшенной планировки в доме, выстроенном для обкомовских руководителей еще в советские времена. Эту квартиру ей выделили после того, как она заняла руководящий пост.

Прежде в этой квартире до самого развала СССР и переезда в Москву жила семья полновластного хозяина области — первого секретаря обкома партии Дмитрина.

Это кресло Дмитрин занимал долго, гораздо дольше положенного, благодаря регулярным поставкам в Москву каспийской красной рыбы и черной икры. Каждый раз, когда местные руководители пытались сместить его с этого поста, из Москвы раздавался окрик: "Надо работать, как Дмитрин, если бы секретари и других ваших обкомов работали, как Дмитрин, республика в числе первых приблизилась бы к коммунизму!" После такого звонка всем все сразу становилось понятным. В народе метко подметили: "Пока в Каспии не закончится красная рыба, не найдется силы, которая сможет убрать Дмитрина с этого места".

Приехав домой, Тоты переоделась в просторную и мягкую домашнюю одежду, не стала спешить с ужином, легла на диван, вытянув ноги и прикрыв глаза, какое-то время отдыхала в комнате с выключенным светом. У нее не было аппетита, хотя она и знала, что на кухне ее ждет приготовленный домработницы вкусный ужин.

И все же надо было как-то пересилить себя и хоть чтонибудь поесть, чтобы потом, к ночи, не разыгрался аппетит, который вынудит ее наесться перед сном. Вот уже много времени в этом доме регулярно питались только тогда, когда из Ашхабада на каникулы приезжала младшая дочь или же когда гостила старшая дочь с детьми. В другое время у нее была тоскливая, как звуки давно не бравшегося в руки музыкального инструмента, жизнь, которая состояла из бесконечных командировок и совещаний.