Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

Яздурды-пальван начал его уговаривать:

— Вах, я понимаю, но все-таки…

— Пусть будет по-твоему, Яздурды-пальван! — согласился поэт. — Я прочту столько стихов, сколько вы все захотите, но этот разговор не забывайте! Ответ на вопрос: что нам делать? — мы будем искать вместе. И если будем искать все вместе, обязательно найдем!

После этих слов Кемине начал читать стихи. Его окружили пастухи и слуги Эсен-мурта. Сам караван-баши уже не хотел слушать поэта. Наевшись, он встал, подошел к глубокому колодцу, заглянул в него, свистнул, прислушался, постоял немного, посмотрел на овец, потом взобрался на песчаный холм и присел там на корточках, похожий на хищного орла.

Вслед за Эсен-муртом ушел и больной Овез, захватив с собой бурку одного из пастухов. Бросив ее на мягкий песок, он сделал из тельпека подушку, лег и сразу уснул.

А поэт все читал… Сары-чабан указал на темнеющую на бархане одинокую фигуру Эсен-мурта и спросил Кемине:

— Вы, наверное, враждуете с Эсен-муртом? — И сам ответил на свой вопрос: — Мы его хорошо знаем. С ним никто, кроме Карсак-бая, не сможет найти общий язык. Он скареда. Раз десять прошел уже через нашу стоянку и не подарил нам ни одного хивинского халата. В долине Серахса у него пасется большое стадо овец, но он, наверное, из жадности никогда не полакомится даже ребрышком. Он крепко зажмет свое в кулаке, а если капля просочится между пальцами, оближет. Но когда угощают его, будет есть за двоих. Нет у него ни чувства жалости, ни сострадания. Выбился человек из сил, пусть даже умирает — ему все равно. Я знаю Эсен-мурта уже семь лет, и за эти годы он раз семьдесят, наверное, сменил слуг… Только потому, что с ним пришел мой старый друг Яздурды, только из уважения к нему я позволил Эсен-мурту приблизиться к своему колодцу. А то не дал бы ни капли воды.

Пастух весело рассмеялся:

— А что, если я предложу ему с сегодняшнего дня платить за воду?

Яздурды серьезно ответвил:

— бы на твоем месте давно это сделал.

Во время их разговора Овез спал как ребенок, позабыв все свои горести. Яздурды предложил Кемине:

— Может, и ты отдохнешь немного, поэт?

— Обо мне ты не беспокойся, пальван! — ответил шахир. — Если я и лягу сейчас, то не усну. Я уже вздремнул на осле… Главное, чтобы Овез поспал. Я очень тревожусь за него, но помочь ничем не могу.

Яздурды-пальван тяжело вздохнул. В это время с вершины бархана раздался голос Эсен-мурта:

— Яздурды! Вах, эй вы все! Готовьте верблюдов!

Не обращая внимания на окрик караван-баши, Кемине начал читать новые стихи. И как ни драл свою глотку Эсен-мурт, никто не поднимался, слушая поэта. Только Яздурды-пальван было привстал, но, заметив знак Кемине, снова сел.

Прежде стоило только Эсен-мурту сказать «вах», при одном звуке его голоса слуги вскакивали, как стадо диких джейранов. Сегодня они ему уже не повиновались.

Эсен-мурту пришлось задуматься. «Конечно, во всем виноват Кемине, — размышлял он, — нужно дать ему почувствовать, кто я. А то в этих песках никого не останется, кто бы меня слушался. А глядишь, еще и позарятся и на мой товар…»

Такие мысли его испугали. Эсен-мурт быстро спускался с бархана. Он шел по горячему песку, оставляя глубокие следы. Подойдя к поэту, воодушевленно читающему стихи, он презрительно подбоченился и спросил:

— Когда перестанешь болтать?

В глазах поэта вспыхнул гнев. Но, следуя пословице: «Гнев — от беса, терпение — от бога», он ответил как мог спокойнее:

— А что, если не перестану?

Взбешенный Эсей-мурт закричал еще громче:

— Тогда поедешь другой дорогой и будешь искать себе новых попутчиков.

Поэт усмехнулся:

— А разве это твоя дорога? Она досталась тебе по наследству от отца?

— Не задевай моих родителей! Болтай, да знай меру!

Людям не понравилось, что Эсен-мурт кричит на уважаемого всеми поэта. Особенно разгневался Сары-чабан. Когда он поднялся, ноги его дрожали.

— Стыдись, Эсен! — выдохнул он.

Эсен-мурт хотел что-то ответить, но взгляд его упал на сладко спящего Овеза.

— Вот дармоед! — Сжав кулаки, он направился к юноше.

— Остановись, Эсен! — взмолился Яздурды-пальван, бросаясь к хозяину. Если бы старик не преградил ему путь, он набросился бы на Овеза и, по обыкновению, начал топтать его ногами.

— Не старайся сорвать на Ахмеде зло к Али, — продолжал Яздурды-пальван его урезонивать. — Если хочешь, говори с поэтом, а Овез тут ни при чем.

— Ах, и ты уже начал возражать мне? И ты действуешь против меня, старый пес, смотрящий в могилу! Да если вы даже все подохнете, никто с меня за это не спросит. Никакой нет разницы между вашей смертью и собачьей! — завопил Эсен-мурт, хватая Яздурды-пальвана за ворот. — Увидите, что будет с вами и с вашим заступником.

В мгновение ока Сары-чабан очутился перед Эсен-муртом:

— Прочь руки, Эсен! Что сделал тебе Яздурды? Берегись, я еще не забыл, как ты тогда, зимой, бросил подростка погибать в пустыне. Вон отсюда и запомни: если обидишь поэта, будешь иметь дело со мной, и как бы не вышло так, что ты не доедешь до Хивы! Смотри, я быстро дам знать Човдур Мергену, и он обломает тебе зубы. Достаточно мы натерпелись от таких, как ты!

Если бы Эсен-мурт не отступил, Сары-чабан мог его убить. А вокруг стояли пастухи, опершись на толстые палки, и только ждали знака, чтобы наброситься на него.

Эсен-мурт побледнел, рука его разжалась, и он выпустил ворот Яздурды-аги. Потом молча набросил на плечи лежавший на пастушьей подстилке халат и пошел к своему ослу.

— Молодец, друг! — сказал Кемине, обращаясь к Сары-чабану. — Ты решительный и смелый человек. За это тебе большое спасибо! Ну, пора собираться, Овез, наверное, уже выспался. Разбуди его, Гельды-хан.

Караван снова тронулся в путь. Шел он и ночью. После происшествия у колодца Эсен-мурт перестал разговаривать не только с Кемине, но и со всеми своими слугами. До полудня он сам вел караван. Но когда путь лег по краю зарослей саксаула, передал недоуздок Овезу и слез с осла.

— Ну-ка, помоги мне взобраться на белого верблюда, — приказал он Гельды. — Я хочу отдохнуть.

Юноша подошел к белому верблюду и пригнулся. Эсен-мурт встал ему на спину, вскарабкался на верблюда и развалился на мягком вьюке. Вскоре он захрапел.

Яздурды-пальван ехал рядом с Кемине, он кивнул в сторону Эсен-мурта и сказал:

— Видишь? Сам-то спит, а если бы и мы спокойно поспали и прибыли в Хиву днем позже, базар не убежал бы.

Кемине ответил словами Молланепеса:

Выспавшийся у пастухов Овез теперь бодро погонял маленького ослика, держа в руке недоуздок головного верблюда. Эсен-мурт храпел, разинув рот. Кемине дремал, изредка вздрагивая. Гельды, мрачный, ехал позади каравана. Возможно, он вспоминал случившееся у колодца, повторял про себя слова, сказанные там поэтом, а может быть, вспоминал, как сапог Эсен-мурта топтал его спину.