Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

— Да я по себе сужу, хоть я и не председатель, а всего лишь заведующий фермой. Освободят меня от этой должности, я уже на меньшее не соглашусь. Ни за что! А ведь мне до Тойли Мергена далеко — он человек высокомерный… Или это тоже нехорошее слово? Ну, ладно, скажем так: он человек гордый и своей честью не поступится.

— Разве взяться за лопату — значит поступиться честью?

— Смотря для кого. Мне ясно, что для Тойли Мергена у нас должности не найти. Нет такой! Разве что вы с руководством этот вопрос уже согласовали или в ним самим заранее сговорились… Тогда другое дело.

— Ни с кем я не сговаривалась, товарищ Аймурадов, — покачала головой Шасолтан. — Тоже ввернули словечко не самое подходящее. А если бы с кем и согласовала, то с этого и начала бы. Я для этого вас и пригласила, чтобы обменяться мнениями, прежде чем выносить вопрос на бюро. А сговариваться с кем-нибудь тайком не в моих правилах. Хотите верьте, хотите нет, но после общего собрания я Тойли-ага ни разу не видела… К стыду своему, — добавила она с горечью.

— Я тоже не видел, но не соскучился, — заметил Баймурад.

— Ну, чего ты торгуешься! — пристыдил его молчаливый Дурды Кепбан. — Только время зря тратишь. Если против — так и скажи. Или внеси своё предложение. Вот ведь какой неугомонный!..

— Я против! В корне против!

— Объясни, почему, — насупился Реджеп.

— Нет, ты раньше скажи, какую должность можно дать Тойли Мергену! — заранее торжествуя победу, ехидничал Аймурадов.

— Я предлагаю назначить его бригадиром, — не замедлила с ответом Шасолтан. — Да, да, бригадиром!

— Это в какую же бригаду? — ядовито ухмыляясь, осведомился Аймурадов.

— В третью — по месту жительства. Таган давно просит освободить его от бригадирства — он опять ложится в больницу. А вместо него…

— Так бы сразу и сказали! — громче прежнего расхохотался заведующий фермой. — Значит, туда, где собрались все его родственники, чтобы уж семейственность расцвела вовсю! Выходит, мы зря потели три полных дня на общем собрании, зря снимали Тойли Мергена! Дурды-ага, конечно, вас поддержит. Его отношение к Тойли Мергену все знают — недаром говорится: «Ворон ворону глаз не выклюет».

— Это ещё что за разговоры! — возмутился Дурды Кепбан. — Смотри, Баймурад, все твои тридцать два зуба вгоню тебе в глотку за подобные оскорбления!.. Если хочешь знать, сам ты каркаешь, как ворон…

Шасолтан, разумеется, понимала, что её предложение вызовет спор, но такой ожесточённой схватки она, конечно, не могла предвидеть. Дурды Кепбан не отличался словоохотливостью, но сейчас, когда задели его честь, ему необходимо было выговориться, и её это только радовало.

— Ты зря на меня взъелся, Дурды, — почувствовав, что хватил через край, попробовал выкрутиться Аймурадов. — Что ты, шуток не понимаешь? Просто пословица есть такая…

— Я твои шутки прекрасно понимаю! — пуще прежнего разошёлся главный бухгалтер. — Я, если хочешь знать, с Тойли Мергеном в близком родстве не только по крови, но и по духу. И не отказываюсь от него. И раз уж ты намекаешь на моё родство с ним, знай, что я не из тех подлецов, которые козыряют своим свояком, пока тот именит, а стоит ему чуть пошатнуться, как они мигом от него отворачиваются.

— Уж не в меня ли ты метишь? — покосился на собеседника Аймурадов.

Казалось, они поменялись ролями. В голосе главного бухгалтера появились ядовитые нотки, а заведующий фермой вдруг удивил остальных никак не свойственной ему сдержанностью.

— Угадал! — с недоброй усмешкой воскликнул Дурды Кепбан. — Что бы о тебе ни говорили, но человек ты сообразительный, Баймурад. Именно в тебя мечу. Все мы помним нашего прежнего зампредисполкома. Бывало, когда к нему ни придёшь, ты у его дверей пасёшься, словно конь стреноженный. Если радость — ты у него тамадой, если горе — ты у него утешителем. А теперь он, бедняга, к постели прикован, так ты о нём и думать забыл, наверно, и не помнишь, как он выглядит… Погоди, погоди, не перебивай меня!.. Я, если хочешь знать, таким родственником, как Тойли Мерген, могу только гордиться. А ты ему и в подмётки не годишься! Думаешь, если стал заведовать фермой, то заодно и умом обзавёлся. Как бы не так! Все диву даюсь — за что только тебя в бюро выбрали… Конечно, Тойли Мергена не зря упрекали в семейственности. Но не в этом его главная вина. А в том, что мусор вокруг себя не разгребал. Трепачам, которым я бы и паршивой козы не доверил, давал должности.

— По-твоему, я один из них? — опять стал задираться Баймурад, как бы провоцируя собеседника на прямое оскорблений.

Но Дурды Кепбан даже не заметил угрозы в его голосе и ответил на вопрос утвердительно:

— Не только один из них, просто самый главный!.. Но не беспокойся, народ и тобой тоже займётся.

— Уж не хочешь ли ты бросить тень на мою честь?

— А, да ну тебя, — махнул рукой главбух. — Понимай как знаешь.

— Имей в виду, я клеветы не потерплю! — сверкнул глазами Аймурадов. — Я наверх жаловаться буду.

— Давай, давай, жалуйся. Вот тогда-то всё и всплывёт. Начнут люди разбираться и поймут, что ты за человек…

Тут подал голос молчавший всё время Нуръягдыев.

— Может, хватит препираться? — не по возрасту рассудительно сказал комсорг. — Мне предложение Шасолтан по душе. В самом деле, такого бригадира, как Тойли Мерген, поискать… Только согласится ли он?

— А мы, прежде чем обсуждать этот вопрос на бюро, — обрадовалась Шасолтан, — посоветуемся ещё с товарищем Карлыевым. И попросим его со своей стороны поговорить с Тойли Мергеном. Словом, «согласуем», — лукаво посмотрела она на Аймурадова.

— Раз вы все тут заодно, то и советоваться незачем было, — обиженно произнёс тот и вдруг заторопился.

Остальные тоже потянулись к выходу, за исключением Дурды Кепбана, которого нетерпеливо поджидал корпящий над отчётом Аннагельды.

Уже несколько долгих дней Тойли Мерген маялся, погруженный в застойную тишину своего просторного дома. Доведённый непривычным бездельем до отчаяния, он буквально не знал, куда себя девать. Поэтому, когда внезапно зазвонил телефон, он подскочил к нему с проворством, заставившим улыбнуться даже приунывшую Акнабат.

— Это вы, Тойли-ага? — услыхал он в трубке голос секретарши из райкома. — Салам! Спешу сказать вам, что товарищ Карлыев вчера вечером вернулся.

— А он у себя сейчас?

— Да, соединяю с ним.

Карлыев тут же поднял трубку.

— Салам-алейкум, Тойли-ага! — послышался его голос.

— Как поживаешь, Мухаммед? Как съездил?

— Неплохо. Ашхабадские друзья просили передать вам привет.

— Да будут здоровы те, кто посылал привет, и тот, кто его привёз. Хотел бы повидаться с тобой, если дела позволяют.

— Что, не получилось в ателье?