Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

Акнабат считала, видно, неудобным прямо говорить с Аманом о женитьбе, поэтому она так издалека начала.

— А у нас в ауле, не сглазить бы, теперь много хорошеньких девушек, — набравшись мужества, продолжала она.

— Например? — осведомился Аман, решив обратить серьёзный разговор в шутку.

— Например, Джерен, дочь Ораза Кара. Или Гозель дочь Эсена Сары. Или Язбиби, дочь Илли Неуклюжего.

Мать ещё долго могла бы перечислять сельских девушек, если бы Аман со смехом не спросил:

— И кого-нибудь из них ты уже выбрала?

— Конечно! — охотно отозвалась та. — Лично я, сынок, выбрала бы Язбиби. Ни в Гараяпе, ни в Акъяпе нет красивее девушки. К тому же она обходительная и трудолюбивая. Язбиби будет такой же, как её мать. И отец её Илли, хоть и неуклюж немного, но человек он уважаемый, про него не скажешь, что с ним не считаются. И братья у неё хорошие. Работящие парни.

— Ты, мама, до небес расхвалила девушку. Только скажи мне, выбор-то этот при себе держишь, или уже и словечко замолвила?

— А чего мне таиться, конечно, замолвила.

— Ну, и что тебе сказали? Приходите, будем рады?

— Что же они ещё могут сказать?

— Интересно, а что говорит сама девушка?

— Девушку никто и спрашивать не станет.

— Как же так? По-моему, прежде всего надо узнать, что на душе у девушки.

— Что на душе у девушки, спрашивают… ну, как бы тебе это сказать? Скажу, как есть — ты уже, слава богу, взрослый, давно борода растёт. Девушку спрашивают после того, как она залезет к мужу под одеяло.

— Нет, мама.

— Да, сынок. Так было у наших предков, так будет всегда!

— Нехорошо, мама, что так говорит жена Тойли Мергена.

— Жена Тойли Мергена — тоже женщина, сынок.

— Мне ты высказала свои мысли — и ладно. Но нигде больше не говори ничего подобного. Людей удивишь. Это, во-первых. А во-вторых, спрашивать надо не только у девушки, но и у парня. Придётся узнать и у него, любит ли он девушку, хочет ли он на ней жениться.

— Даже если ты обойдёшь весь Мургаб, не думаю, что найдёшь лучше невесту, чем Язбиби. Поэтому, сынок, я и не стала советоваться с тобой, а решила тебя посватать.

— Плохо сделала, мама.

— Да что ты в самом деле? Что же тут плохого?

— Я сегодня видел Язбиби, она в мою сторону и глядеть не хотела. Может быть, именно потому, что ты ходила к её родителям, она и разобиделась на меня?

— Подумаешь, гордячка какая! — рассердилась Акнабат. — Должна бы радоваться, если её за моего сына сватают! Чего ей ещё надо?

— И опять ты, мама, не права. Откуда ты знаешь, может быть, Язбиби любит кого-нибудь.

Мать возмутилась и выложила всё, что было у неё на сердце:

— Ни один парень не может сравниться с моим сыном!

— Это в твоих глазах, мама, лучше меня никого на свете нет, — попытался возразить Аман. — А в глазах Язбиби, возможно, я хуже всех.

— Ай, перестань, сынок! — Акнабат со злости выплеснула на пол остатки чая из пиалы.

— Что ты делаешь, мама, при чём тут пол? Он не виноват.

Не слушая сына, Акнабат продолжала:

— Желаешь ты или не желаешь, а я женю тебя нынешней осенью! Так вот болтаться больше не будешь. И решила я взять себе в снохи Язбиби.

— Давай, мама, договоримся, — не сумев сдержать улыбки, вставил Аман. — Если ты мне дашь немного времени, я избавлю тебя от всех хлопот.

— Свадьба — не хлопоты, сынок. Свадьба — радость.

— Я о теперешних твоих хлопотах говорю.

— А? — Мать только сейчас поняла, что имеет в виду Аман. — Ты о чём толкуешь, ты что же это, и невесту уже себе подыскал? Что за девушка? Чья дочь?

— Папа тебе ничего не говорил?

— Твой папа скажет! Разве ему до разговоров со мной? Воевать с Артыком и Гайли Кособоким он время найдёт, а подумать о собственном сыне — некогда. Ну-ка, выкладывай всё как есть. Чья дочь? Откуда родом?

Аман ответил не сразу. Он хотел дать матери свыкнуться с мыслью о том, что у него уже есть невеста.

— Она, мама, в городе живёт.

— Бог ты мой! У кого же это в городе есть дочь, достойная моего сына? — спросила Акнабат и нервно затеребила концы платка.

— Ты, её родителей знаешь. Отец её был когда-то в нашем районе секретарём райкома. Дурды Салих. Он родом из Сакар-Чага.

— Погоди, погоди. В тот год, когда налетело к нам комаров видимо-невидимо, умер совсем молодой секретарь. Звали его Дурды Салихом. Да ведь это давно было. Так ли уж молода его дочь? Не засиделась ли она в девушках? Как её зовут?

— Сульгун.

— Сульгун?.. По-моему, я видела её маленькой… Не знаю, какой она выросла, но мать у неё была хорошая женщина. Сколько же ей лет?

— Кажется, она на два года моложе меня.

— Кажется или моложе?

— Моложе.

— Раз так, съезжу, погляжу на неё! — сказала Акнабат и, поднявшись, принялась убирать со стола чайники и пиалы. — Если она мне понравится, справлю свадьбу. Если нет…

— Значит, мне ты не доверяешь? Только себе? — и опять Аман не смог сдержать улыбки..

— Да, верю только своим глазам! — решительно заявила мать. — Где они живут в городе?

— А как же данное тобою слово?

— Какое слово?

— Ты забыла про Язбиби?

— А… Она… Если нам понравится Сульгун, то найдём повод, чтобы взять своё слово назад!

— Легко у тебя, мама, всё получается.

— С парнями всегда легко, с дочками потруднее. Ты не уводи разговор в сторону, говори, где они живут.

— Может быть, не стоит тебе беспокоиться. Я привезу Сульгун сюда.

— Перестань, Аман! — сказала Акнабат и, поставив чайники и пиалы на прежнее место, замахала руками. — Нечего здесь делать девушке, пока ничего ещё не решено. Что люди подумают? Не болтай попусту, скажи лучше, где они живут.

— Как бы мне объяснить тебе, мама? — Аман прищурился. — Может быть, съездим вместе?

— Молчи, бессовестный! Парня не возят в дом, где сватают девушку. А телефона у них нет?

— Есть.

— Раз есть телефон, я без тебя обойдусь!

Как в каждом ущелье дуют свои ветры, так и в каждом доме бытуют свои заботы, свои печали.

Если тётушке Акнабат думы о женитьбе сына не давали заснуть, то старой Боссан кусок в горло не шёл из-за того, что её молодая сноха — и здоровая, и статная, что твоя породистая верблюдица, — не дарила ей внуков. Правда, Акы любил свою жену, жалел её, старался ничем не обидеть, но старой Боссан было от этого не легче. Она пилила сноху с утра до вечера, отпуская порой такие обидные словечки, что молодая женщина, хотя и знала себе цену, заливалась горючими слезами. Словом, дело дошло до того, что старая заставила сноху пойти к Артык-шиху. А если, мол, не пойдёшь, отпущу тебя на все четыре стороны и снова женю своего сына.

Что было дальше, мы уже знаем. Зато Акы не знал.

Вернувшись с хлопка, он придвинул к себе чай и спросил у жены:

— Сона, почему ты не была на хармане? Что с тобой, может, нездоровится? Что у тебя болит? Я хотел спросить у мамы, но она до полудня, управилась с обедом для сборщиков, а потом ушла.