Курбандурды Курбансахатов - Сто монет (роман и повести)

— Куда поедем, Каландар-ага?

— Разве Ширли Лысый тебе не говорил?

— Знаю, что в пустыню. Только у нас пустыня кругом, Каландар-ага.

Оглянувшись в сторону жены, Ханов ответил:

— Поезжай к Ак-Мейдану.

— К Ак-Мейдану? — водитель задумался. — Поехать, конечно, можно, Каландар-ага. Только уж очень дорога на Ак-Мейдан скверная. Как бы не угробить машину.

— Люди и те выходят из строя, а что такое машина? Езжай!

Чары нажал на газ. Но едва он выехал на центральную улицу, начальник похлопал его по плечу.

— Давай налево!

— Так мы не попадём в пустыню, Каландар-ага?

— А тебе что, не терпится в пустыню? Я думаю, пустыня твоя никуда от нас не сбежит. Подождём, пожалуй, пока будет готов «газик».

— Точно, Каландар-ага!.. Поворачивать назад?

— Пора бы знать тебе, Чары: отправившись в путь, Ханов никогда не поворачивает назад!.. А что, если ты подкинешь меня к дому той женщины?

Обрадованный тем, что поездка в пустыню отпала, парень решил подшутить над своим начальником и сделал вид, будто не понял его.

— Какая бы это могла быть женщина, Каландар-ага?

— А то ты не знаешь, сукин сын?!

— А… Туда, значит, — понимающе улыбнулся Чары.

Он полагал, что высадит хозяина у дома с красными шёлковыми занавесками и тотчас вернётся в гараж. Ведь они с Лысым Ширли намеревались работать всю ночь, чтобы к утру отделаться от «газика». Но не тут-то было. Выйдя из машины, Ханов вдруг обернулся:

— Погоди, Чары! Забыл сказать…

— Да, Каландар-ага?

— Мне необходима пара бутылок шампанского…

— Но, Каландар-ага, где же я сейчас куплю шампанское? — сказал Чары и посмотрел на свои часы. — Уже двенадцать.

— Поезжай в ресторан, — настаивал тот и, достав из бумажника хрустящую двадцатипятирублёвку, протянул её шофёру.

Когда машина скрылась в ближайшем переулке, Ханов воровато огляделся по сторонам и подошёл к окошку. Алтынджемал сидела за столом и читала.

«Когда ни приду, всегда с книгой, — подумал он. — Конечно, каждый должен чем-то интересоваться…»

В это время Алтынджемал улыбнулась каким-то своим мыслям, лениво потянулась и встала. Потом подошла к большому зеркалу, постояла перед ним, зачем-то показала себе язык и опять улыбнулась. Затем привычным движением сняла клипсы, положила их перед зеркалом и стала вытаскивать шпильки из голос. Ханов всё ещё не давал о себе знать. Женщина слегка тряхнула головой, и её густые чёрные волосы рассыпались по пёстрому халату. Откинув их со лба, она как будто снова собралась улыбнуться, но почему-то передумала и, прикусив губу, как-то неопределённо покачала головой, после чего развязала на халате пояс. Только тут Ханов постучал в окошко.

Резко обернувшись, Алтынджемал прикрыла грудь, торопливо завязала пояс и бросилась к двери.

— Каландар, это ты?

— Я, моя Алтын, я!

— Миленький мой! — обрадовалась она, впуская его в дом.

Ханов нетерпеливо переступил порог, обнял Алтынджемал своими ручищами и принялся целовать её в лоб, в щёки, в губы.

— И не стыдно тебе, вот так, у всех на виду? — укоризненно проговорила Алтынджемал. Она непокорно закинула голову и слегка оттолкнула его от себя. — Надо хоть дверь закрыть.

— Дверь дверью, а вот занавески не задёргиваешь — всю комнату видно.

— Ну и пускай видно. Разве кто-нибудь, кроме тебя, заглянет ко мне в окно?

В узком коридоре негде было повернуться. Шурша шёлковым халатом, Алтынджемал отступила, чтобы пропустить гостя в комнату, но Ханов снова прижал её к себе.

— Ну, здравствуй! — глухо проговорил он.

Алтынджемал уже не сопротивлялась, но, улучив момент, спросила шёпотом:

— Ты и Шекер так целуешь?

— А что ж, и на её долю остаётся, моя Алтын!

— Ох, и повезло тебе, Каландар! — засмеялась Алтынджемал и ловко вывернулась у него из рук.

— Везёт мне или не везёт — не знаю, а только как увижу тебя, так сразу и душа радуется, и в мире просторнее становится, — сказал Ханов, и они наконец вошли в комнату. — Вот и сегодня, такая меня дома тоска взяла, что чувствую — без тебя не обойтись.

— Почему же так поздно? Надо было пораньше прийти, — улыбнулась Алтынджемал и кивком головы откинула назад волосы. — Посидели бы, послушали музыку.

— Не все люди властны делать то, что захочется. Есть ещё и такая штука, которая называется работой, моя Алтын!

— А я, по-твоему, не работаю?

Ханов осторожным движением убрал ей волосы с лица.

— Шучу, шучу! Просто в последнее время я какой-то нерешительный стал. Странные вещи со мной происходят. То, что мне кажется чёрным, оказывается белым, тот, кого я считаю вором, оказывается честным…

— Да, прежде ты не вёл со мной таких разговоров, — сразу посерьёзнела Алтынджемал. — Видно, и в самом деле тебя привела ко мне сегодня тоска. — Она заботливо оглядела его утомлённое лицо. — Где ты хочешь расположиться? На ковре или за столом?

— За столом и без того надоело сидеть. Давай устроимся на ковре!

— Тогда снимай эти свои гадкие одежды! — приказала Алтынджемал. Она бросила на ковёр пару подушек и, окинув взглядом солдатские сапоги Ханова и его полинявшую гимнастёрку, засмеялась. — Говоришь, что пожаловал из дома, а похоже, что возвращаешься из пустыни.

— Скажи лучше — отправляюсь в пустыню!

— Значит, ты таким способом морочишь голову Шекер-ханум?

— Считай, как хочешь, моя Алтын, — уклонился от ответа Ханов и принялся снимать сапоги.

— Ну, это всё понятно! А я тебя совсем о другом хотела спросить.

— О чём же?

— А ты не рассердишься? — кокетливо осведомилась женщина и протянула ему пижаму.

Переодевшись и сразу почувствовав облегчение, он подложил под себя одну из подушек и разлёгся на ковре. Алтынджемал присела рядом.

— Да можно ли на тебя сердиться, моя Алтын!

— Ты, наверно, вот так же всё время твердишь своей жене: «Моя Шекер! Моя Шекер!», а сам…

— А сам не любишь её — ты так хочешь сказать? — Ханов схватил Алтынджемал за руку и притянул её к себе. — Я должен говорить правду?

— Конечно! — кивнула она и положила голову ему на грудь. — Иначе обижусь.

— Я солгу тебе, если скажу, что не люблю жену, моя Алтын! — ответил Ханов.

— Значит, ты любишь нас обеих?

— Да, люблю вас обеих. И тебя. И её.

— Возможно ли такое?

— Выходит, возможно.

— А по-моему, нет!

Алтынджемал осторожно сняла с себя руку Ханова и встала.

— Почему же невозможно? — приподнявшись на локте, спросил он.

Прежде чем ответить, Алтынджемал задумчиво походила по комнате.

— Я вот твёрдо знаю, что не смогу полюбить никого, кроме тебя.

Неожиданно её красивое лицо заволокла печаль. Стараясь скрыть непрошенные слёзы, она отвернулась. Ханов торопливо поднялся, обнял её за плечи и поцеловал в мокрую щеку.

— Вот ведь ты какая… — растрогался он. — Ну, куда это годится?