Татьяна Герцик - Рассказы

Кончилось все тем, что директор решил все-таки этот бардак прекратить. Взял ее чемодан и выставил на крыльцо. А сам ушел. Зачем ему бабские вопли слушать? Я увидел это да ей и сказал. Автобус тоже стоял, ждал ее, шофер сознательный попался.

Она подлетела к крыльцу, схватила свой чемодан и заявила усмехающейся обслуге, я, мол, так зла, что, как только выеду за околицу, у вас пропадет свет. И не будет его до тех пор, пока я не успокоюсь и вас не прощу. Но знайте, я еще раз сюда когда-нибудь обязательно приеду, для проверки. И, если вы еще раз устроите хоть малейшую пакость или мне что-либо не понравится, берегитесь. Тогда я вам устрою настоящий конец света.

Все, кто стоял вокруг, давай хохотать. И что их так насмешило, я до сих пор не пойму. Я-то тогда для сугреву принял граммов двести и в их проблемы не вникал.

Вот прошло минут пятнадцать, то есть ровно столько, сколько нужно автобусу, чтобы выехать с территории «Пруда», и у нас вдруг все потемнело. Вроде по часам белый день, а вокруг кромешная ночь. На небе тускло так что-то мерцает, типа как луна за тучами, только чуток пожелтее.

Фонари тоже не горят, хоть их и пытались включить. Электрики все вокруг облазили, говорят, все в порядке. Главбухша, прибежавшая к главному корпусу, беснуется, ничего понять не может, даму эту приезжую костерит. И нечаянно вдруг садится на стул, который дамочку по санаторию возил.

А он возьми да и помчи ее к пруду! И скинул в воду аккурат на этом месте, где мы теперича сидим.

Она давай вопить и к берегу подбираться. Да только дойдет во-он до того камешка, как стул снова ее обратно в пруд загоняет.

Что делать? Позвали участкового. Он пришел не один, а с парой крепких мужиков. Попытались они этот стул одолеть, но тот не дался. Да и когда это человек сильнее железяки был? Человек, он же мягкий, ему больно, а стул железный, твердый, ему все равно, ежели по нему и лупят чем ни попадя. Он, кстати, не стесняясь, сдачи давал. По нему раз стукнут, а он по обидчику два. После этого обидчик, понятное дело, больше к нему не подходит.

В общем, участковый боролся-боролся со стулом, да и заявил, что сделал все, что мог.

Хотел уже уходить, он и сам эту опупенную бабенку терпеть не мог. А она ему командует: стой! А ну, говорит, пистолет у тебя есть, уничтожь этот дрянной стул! А тот в ответ: мол, если он будет расстреливать стул, то неизвестно, куда рикошетом попадут пули. Вполне возможно, ей в лоб.

На вопли бухгалтерши о помощи пришло несколько отдыхающих. Один из них, здоровенный такой бугай кило под двести, сел верхом на стул и велел ей вылезать. Та побрела к берегу. Казалось, вот-вот выйдет, но тут стул снайперским броском отправил своего седока на самую середину пруда, а бабенку загнал обратно.

Поскольку телефоны не работали, а о сотовых телефонах тогда и слыхом не слыхивали, то докладывать районному начальству о нашем ЧП пришлось участковому, благо рация у него была.

Начальство в конец света в отдельно взятом санатории, естественно, не поверило, решило, что участковый просто пьян, но подмогу все-таки выслало.

Через час подъехавшая подмога убедилась, что света на территории санатория в самом деле нет ни дневного, ни электрического, и попыталась расспросить об этом директора, но ничего внятного не добилась. Он нес какую-то чушь об обидчивой дамочке, не понимающей шуток, о стуле-террористе и конце света.

Подмога по рации доложила о ситуации в центр. Начальство им снова не поверило, решив, что это какой-то неприличный розыгрыш, и пообещало влепить каждому шутнику по строгачу.

Посидев в темноте, санаторский народ испугался. Дамочкины слова, сказанные в сердцах при отъезде, знали даже вновь приехавшие клиенты и грозились тут же уехать. Что за радость отдыхать в темноте? Тем более что ни поесть, ни процедуры принять без электричества невозможно.

А их отъезд для санатория конец. Держались-то ведь только на деньгах отдыхающих, других источников не было.

Тут и обслуга перепугалась. Если санаторий закроется, где работать-то? Уезжать никому не хочется, места тут у нас красивые, да и дома добротные, хозяйство опять-таки налаженное. Что делать?

Пока то да се, день прошел, другой наступил. Главбухше, чтоб от усталости не потонула, спасательный круг приволокли, старинный, но исправный. Вот болтается она в этом круге посредине пруда, а вокруг директор с районной подмогой и участковым заседают. Думают они, думают, а все без толку, ничего придумать не могут.

Участковый, он за то, чтоб дамочку разыскать и к порядку призвать. Но директор против. Вдруг она еще больше разозлится и устроит катаклизм пуще прежнего? Типа как снег посреди лета напустит, тогда и вовсе хана будет.

Районная подмога тоже против того, чтобы дамочку к порядку призывать. Они за то, чтоб разыскать ее и извиниться.

Но тут возмутилась главбухша. Она тут сидит уже вторые сутки, вся тиной провоняла, и она же еще и извиняться будет? Да ни за что! Это пусть перед ней извиняются!

Я предложил петуха разыскать, чтоб он своим пением это безобразие прекратил, но все остальные заявили, что никогда не слыхали, чтоб по петушиному крику электричество включалось.

В общем, переговоры зашли в тупик.

И вдруг, на радость людям, показалось солнце и фонари зажглись! Даже Петр Афанасьевич от счастья прыгал, хотя он всегда возмущался, когда электричество днем горело и счетчик зря киловатты мотал.

Подмога укатила, составив акт о своей победе над темнотой, главбухша из пруда вылезла, а директор постановил: с клиентами быть предельно внимательными и любезными, все желания исполнять! И посмотрел на главбухшу.

Та от многочасового сидения в пруду еще не отошла и аж завопила от возмущения. В общем, разругались начальники в пух и прах. Главбухша из санатория свалила, пообещав припомнить все свои обиды.

С той поры все стали жутко вежливыми и услужливыми. Но их не слова Петра Афанасьевича убедили, а обещание дамочки вернуться. Вдруг и в самом деле приедет и ей что-нибудь не понравится? Уж лучше не рисковать.

…Вдали призывно заиграл пионерский горн, и дядя Миша спохватился.

– Это меня потеряли!

Он с намеком на меня взглянул, и я, догадавшись, в чем дело, протянула ему сотку. Он расцвел, сунул бумажку в карман и умчался.

Я вернулась в вестибюль и уже с пристальным интересом всмотрелась в стул. Никаких признаков жизни он не подавал, и я озадачилась, не угостил ли меня дядя Миша примитивной байкой? Хотя бы для того, чтобы перехватить на взбадривающее?

Прошла еще неделя. Жизнь текла вяло и несколько сонно, так, как и положено в хорошем санатории. Оздоровление и не предполагает шум и излишнее веселье, разве не так?

Возвращаясь в свой номер после очередной процедуры, прошла по вестибюлю, где толпилось с десяток тревожно перешептывающихся отдыхающих. Чаще всех звучала фраза «рейдерский захват». Заинтригованная, я присоединилась к ним. Растерянный Петр Афанасьевич отчего-то жался к стулу, кидая на него молящие взгляды. Предводитель захватчиков в цивильном костюме-тройке с белоснежной рубашкой, более уместными на каком-нибудь дипломатическом приеме, увесисто пообещал: