Владимир Файнберг - 45 историй

Ни заявления в милицию, ни объявления в газетах, ни беготня по антикварным музыкальным магазинам в надежде увидеть пропажу— все это, конечно, оказалось пустым, безнадежным делом.

Так он остался без инструмента, обеспечивающего ему хлеб насущный.

В конце концов, на глазах постаревшему Вите ничего другого не осталось, как расстаться с мечтой об иномарке и купить в реставрационной мастерской дешевую, но тем не менее неплохую скрипочку. А на оставшиеся деньги — сильно подержанный «Запорожец».

Наступил декабрь.

Теперь уже не Лида, а он, предварительно не предупредив, ввалился ко мне со скрипкой в футляре. Руки и лицо его были в крови, пальто грязное, одна из штанин разодрана.

— Не пугайся, — проговорил Витя. — Есть йод?

— На тебя напали? Хотели отнять скрипку?

— Будешь смеяться, — сказал он, кривясь от боли. — Я попал под собственный автомобиль.

И пока я обрабатывал перекисью водорода его раны и кровоподтеки, накладывал повязки, Витя поведал о том, что случилось с ним несколько часов назад.

После того как закончилась репетиция оркестра, он поехал на своем «Запорожце» навестить маму Лиды, которая живет на окраине Москвы у кольцевой автодороги. Там есть крутой взгорок перед перекрестком улиц, где установлен светофор. Ночью выпал снег. Днем подтаяло. Он ехал по скользкому, рыхлому насту и думал о том, что каждый музыкант волнуется о своем инструменте, боится его утерять, и как это получилось— Лиде и ему выпало лишиться прекрасных скрипок… Что хочет сказать этим Бог?

Светофор наверху подъема загорелся красным светом. Витя остановил машину вслед за остановившимся впереди грузовиком. Как положено, дернул на себя рычаг ручного тормоза.

Но «Запорожец» потянуло назад. Ручник оказался неисправен. Растерявшийся Витя оглянулся. Сзади транспорта пока не было. Он выскочил из скатывающейся машины, успел обогнуть, уперся руками сзади, чтобы удержать. Но поскользнулся, упал. Задние колеса «Запорожца» ударили по нему, проехали поверху. Так Витя оказался под собственной остановившейся автомашиной.

Подъехавшие сзади водители помогли ему выбраться, развернуть автомобиль в обратном направлении. И он, стараясь унять дрожь в руках, поехал ко мне.

Руки его продолжали дрожать.

Чем дольше он ждал здесь, за маленьким шатким столиком у наружной стены кофейни, тем сильнее ощущал овладевающее им непонятное смятение.

Особенно после того, как эти двое, пожилой и помоложе, вышли из переполненного заведения, держа в одной руке по стаканчику с какой‑то черной жидкостью, в другой— по белому стульчику из пластика. Мельком глянули на тесно уставленный столиками тротуар, за которыми тоже почти не было свободных мест, глянули на него, одиноко попивающего кофе из белой чашки. Подсели.

Было начало пятого. Жара и не думала спадать. Хотя солнце передвинулось, освещало уже противоположную сторону забитой грузовиками и такси улочки, а не ту, где он томился в тени среди прибоя клокочущей арабской речи.

Он зачем‑то решил напомнить себе, что он счастлив. С молодой женой и чудесной четырехлетней дочкой. Осуществилась затаенная с детства мечта— Африка. И самое главное— дожил до первого года третьего тысячелетия. С ума сойти, если вспомнить, сколько раз мог погибнуть в том сумасшедшем двадцатом веке, как погибли, поумирали многие из тех, кого он когда‑то знал… Кажется, все конфликты, все войны затухают. Так или иначе, границы стираются, народы смешиваются по всему земному шару. Что‑то доведется увидеть, застать, если Бог подарит еще хоть немного жизни?

Кофе кончился. Неизвестно, сколько еще нужно было ждать. Он пожалел о том, что не может принести себе еще кофе — не взял у жены ни динара, пообещал никуда не уходить с этого места. Она и дочка могли появиться с минуты на минуту. А могли и через час. А то и через два. Кто его знает, сколько провозится в этот раз дантист?

Пожилой араб в выгоревшей феске и с какими‑то пыльными усами прервал разговор со своим более молодым собеседником, тронул за руку, о чем‑то спросил.

— Не понимаю, — ответил он по–английски.

Тогда тот откинул полу тонкого халата, столь же пыльного цвета, вытащил из кармана колоду затрепанных карт.

— Белот, — сказал он, явно предлагая присоединиться к игре. И повторил: — Белот.

— Нет. Благодарю.

И они принялись играть вдвоем.

Вообще говоря, он был азартен и с удовольствием перекинулся бы сейчас в карты, чтобы скоротать время. Но, во- первых, он не умел играть в белот и знал название этой игры только из старых французских романов. А во–вторых, почти неуловимый запах опасности исходил от этих двоих, от этой кофейни, откуда, несмотря на грохот транспорта, слышался стук костяшек домино, чьи‑то выкрики.

«Будний день, еще рабочее время не кончилось, — думал он. — Никто не работает. Впрочем, понятно — безработица. Бывшая французская колония…»

По тротуару мимо галдящих столиков нескончаемым потоком текло шествие: иссохшие старцы в халатах, с четками в руках, толстые женщины в пестрых платьях, накрытые белыми покрывалами. Иная, придерживая рукой, несла на голове узел с каким‑то добром; иная несла себя среди стайки цепляющихся за ее одежду детишек мал–мала меньше. Фланировали туда–сюда продавцы лотерейных билетов, живых кур со связанными лапками.

Босоногий подросток выскочил из кофейни, скрылся в толпе. И вот уже бежит обратно с похожим на саксофон дымящимся кальяном.

— Американ? — вопросил вдруг человек в феске.

— Но.

— Инглезе? Испаньоль? Френч?

— Дойч? — вмешался второй араб, тасуя карточную колоду. На одном из его пальцев мелькал перстень.

— Россия, Москва, — сказал правду и поймал себя на том, что хочет отвязаться от людей, которые ничего плохого ему не сделали, чье любопытство здесь, в захолустном городке, где, видимо, иностранцы редкость, вполне обоснованно. — Мистер, где ты тут живешь? — назойливо спросил человек с перстнем.

— Отель «Абу наваз Монастир», — зачем‑то опять сказал правду.

Человек с перстнем отложил свои карты тыльной стороной вверх, поднялся и, отойдя в сторону, вынул из бокового кармана пиджака мобильный телефон.

«Вздумал позвонить по своим делам. Или какой‑нибудь агент тайной полиции…» — ощущение опасности нарастало.

Они снова сражались в карты, а он, не имея возможности уйти, заставил себя думать о том, как добр и отзывчив здешний народ.

Хотя бы молчаливая Айша, ежедневно, пока они были на пляже, убирающая их номер в приморском отеле; или курчавый садовник, ежеутренне с трогательной тщательностью поливающий из шланга землю под каждым растением в роскошном парке.

Или тот же Али— одинокий охранник расположенного у отеля вечно пустующего магазинчика кожаных изделий. Когда неделю назад у жены сломался «мостик», немедленно созвонился с практикующим в этом городке врачом–дантистом, объяснил им, как доехать, вызвал такси.