Владимир Ладченко - Светлые аллеи (сборник)

Хотя забор был два метра, Люба почему-то поверила.

А утречком, когда рассвело, она в окрестностях уборной увидела капельку крови. Всего одну. Серёга с Васей, как и всякие уважающие себя преступники, оставили улику. Если бы не оставлялись улики, жизнь была бы намного скучнее из-за отсутствия детективов и интересных фильмов про следователей. Вот они и оставили. Люба разворошила накиданный снег и увидела под ним ещё больше крови. И такая знакомая шерсть… Она безусловно всё поняла, тем более на ужин было отбивное из бараньих косточек. Она ела Тобика! Люба тяжело задышала и решительно пошла к дому. И через 10 минут Серёги в доме уже не было.

Я неоднократно пытался перенести её монолог на бумагу, но как-то не получилось. Слишком нецензурно насыщенно. А если другими словами, то теряется вся прелесть и дыхание. Пусть каждый представит сам, что она говорила.

И попёрся Серёга опять к корешу Васе. И рассказал ему, что их злодеяние раскрылось. Они заварили чифира, позавтракали мясом, а после обеда Серёга загрустил окончательно. Как говорится, с любимыми не расставайтесь. Даже старая подшивка журнала «Крокодил» не могла осилить этот упадок духа. После Любы у Васи уже не импонировало. Ну что такое есть Вася? Безработный тунеядец и алкоголик со склонностью к жиганству. Ни денег, ни уюта и холодные крысиные углы. Блатхата она и есть блатхата. А с Любой он — номинальный хозяин, имеет достаток в лице пяти курей, спит не в одиночку, а с женским существом и даже платёжеспособен в пределах сигарет.

И на следующий день Серёга послал Васю на разведку. Узнать, как она, может уже остыла, может уже скучает без его впрыскиваний.

И Вася пошёл. Но, опасаясь, с порога прикинулся этаким дурачком с мороза. Такая круглолицая непосредственность.

— А Серёга где? — спросил он, задушевно улыбаясь. Пришёл, мол, друг с визитом.

— Где, где? Он не у тебя разве? — злобно удивилась Люба.

— Не-е, не заходил. Я его с субботы не видел. Как вы ушли…

И Люба опять поверила. Женщины любят верить мужским словам.

— Выгнала я его. И на порог не пущу. Он такое, гад, сотворил…

И Люба рассказала всё Васе. Вася сначала делал круглые глаза и отказывался верить. Чтобы Серёга и такое..! Потом с трудом, но поверил и всё равно как-то не до конца. И главным образом его интересовало, как таких людей земля носит?! И была ли у них мать и другие родственники?! Он так вошёл в образ, что был возмущён больше Любы.

— Вася! — заявила Люба — Вася Запромётов! У меня на него душа горит. За Тобика горит, за мою родную собачку. Я ведь его вот с такого кутёнка молоком выкармливала. Он, знаешь, какой умный был! Даже палку приносил. Команду «ко мне» знал. Лапой здоровался. А я его ела, — тут Люба промокнула глаза. Потом её кулаки сжались.

— Вася, набей ему бесстыжую морду. Ты ведь в пионерах всегда меня защищал. А я в долгу не останусь. Я тебе литр прямо сразу поставлю.

— Литр? — заинтриговался Вася и расправил плечи. Сглатывая, прошёлся по комнате. И подумав, пообещал подумать. Он выпросил в виде аванса у Любы стаканчик, выплеснул его к себе в рот и, неопределённо обнадёжив, распрощался до скорого.

Всю дорогу восвояси Вася опять думал, даже устал с непривычки, но мыслей было не густо, всего одна, но какая— литр!

— Вмазать хочешь? — даже не сняв валенки, спросил он Серёгу.

— Хочу, — признался Серёга и внутри у него заныла и завибрировала алкогольная струна. Как дребезжит в буфете, когда по улице проезжает самосвал.

— Но будет немного больно, — предупредил Вася и объяснил ситуацию. Ситуация Серёге не понравилась. Ничего в ней хорошего, кроме литра не было. И они стали с Васей кумекать мозгами. А два мозга — это не одни мозги. И эта интеллектуальная атака принесла свои плоды. И устроили они небольшую такую инсценировочку, свой домашний театр. С помощью помады, варенья и табачного пепла лицу Серёги придали поверженный и побитый вид. Синяки, запёкшаяся кровь, а за щекой жёванная бумага, чтобы оттопыривалось. Передние зубы залепили смолой, как будто выбиты. А голову в районе лба обмотали белым бинтом, сквозь который проступало варенье. Так что вид получился жутковатый. Человеческий полуфабрикат, а не Серёга.

И как стемнело, он пошёл к любиному дому и постучал в светящееся окошко. Занавеска отодвинулась и показалась Люба в своём байковом халатике. Серёга снял шапку, приник побоями к стеклу и заорал текст.

— Сука! Из-за тебя… Ты натравила! Видишь как! Из-за тебя! Весь ливер отбили… Тварь, паскуда…

Люба ахнула и от ужасной картинки закрыла рот рукой. А Серёга для закрепления эффекта покричал ещё немного, пообзывался, погрозил кулаком и ушёл, оставив Любу в трансе.

Через два часа Вася гордо прошествовал в Любину калитку за вознаграждением.

— Ты чего же, ирод, наделал! — накинулась на него Люба, — Я же тебя просила его просто побить, а ты изувечил. Инвалидом сделал. Киллер паршивый!

— Я же как лучше… — оправдывался Вася, — За Тобика… Качество прежде всего.

Люба отдала Васе две бутылки и, сокрушаясь, сказала:

— Мне его так теперь жалко. Прямо вот тут стоит, — она показала где, — Если увидишь, скажи, что коль захочет, пусть возвращается. Если простит, конечно.

— Хорошо, — пообещал Вася, — Если увижу.

Серёгу он, конечно, увидел. Трудно человека не увидеть, если с ним за одним столом пьешь водку. Они пили, смеялись над Любой и негодяйски закусывали собачим мясом. Перед Серёгой вновь открывались блестящие перспективы совместного проживания. И Серёга после литра хотел сразу возвращаться к Любе, чтобы опять совместно проживать.

— Ты что, дурак? — сказал Вася — У тебя же синяков нет. Она врубится.

И был прав. Поэтому Любе любовной запиской сообщили следующее.

Что Серёга зла, мол, на неё не держит, такой он добрый и безобидный человек с большой буквы. Что очень раскаивается из-за Тобика и что чувство его к Любе не остыло, а даже наоборот набирает температуру. Но придёт он через недельку, когда сойдут побои, а сейчас стесняется. Боится, что в таком виде Люба его разлюбит.

Дело перестало пахнуть керосином и респектабельно запахло хеппи-эндом. Но когда пьешь водку, хеппи-эндов почему-то не случается. Не приживаются они чего-то в наших родных местах. И в этой истории хеппи-энд не прижился.

Серёге бы недельку отсидеться у Васи, а не шарахаться в нахрюканом виде по улице и переулку. А тут Люба как раз с работы идёт, сапожками по снегу хрустит. И нос к носу.

— Серёженька! — радостно заголосила Люба и повисла на шее.

— Люба! — не стал отрицать очевидный факт Серёга и тоже повис на шее.

Наконец их шеи устали и они оторвались друг от друга. Люба по привычке всплакнула. Серёга тоже взволнованно высморкался.

— Сильно он тебя? Сильно? — спохватилась Люба — Бедненький ты мой.