Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Кто тебя подослал сюда? Опять доносы писать будешь?

— Я пришел пасти коров, а не рассиживаться в прохладной комнате, — сказал Малютка спокойно.

— Ну и Карыкбол, совсем лишился ума. Ну какой из тебя пастух? — поддел Басбух Малютку и заодно директора.

— Сразу скажу тебе, если здесь бродит личный скот, то уведи его подальше, — пригрозил Малютка, — пастбища здесь совхозные.

— А я тебе скажу, — повысил голос заведующий фермой, — раз пришел в эти дремучие места, куда собака и носа не сунет, если хочешь стать пастухом, тебе придется слушаться меня. Сплетен тут не разведешь. А если что и не так, будешь молчать. Будешь присматривать за двумястами бычков и нетелей, которые совсем одичали в тугае.

Малютка дал понять, что примет стадо, только когда пересчитает и пощупает своими руками каждую голову. То же самое он повторил и пастуху, который собирался идти на пенсию.

Заведующий фермой чуть не подавился куском хлеба от возмущения:

— Ты что? Следователь? Или не доверяешь вот этому почтенному, достигшему возраста пророка? Может быть, ты не доверяешь мне, человеку с безукоризненной репутацией и авторитетом? Скажи прямо, не виляй.

— Надо пересчитать скот, — гнул свою линию Малютка.

— Вот тебе бумага с печатью, — сказал Басбух. — В ней указаны возраст, вес, сорт скота. Вот вторая бумага — акт о падеже. Садись на коня и катись на работу. Постепенно отличишь и соберешь всех.

— Но где мне искать скот? — спросил Малютка.

— Вот навязался на мою душу. Пусть этот почтенный покажет тебе дорогу, куда ушел скот.

«Все по полочкам разложил», — подумал Малютка, однако пошел за пастухом. Они сели на тощих кляч и скрылись в зарослях тугая, который в этом году буйно разросся. Тут все перемешалось: и кустарники, и камыш, и тополя, и густая трава. Пахло всевозможными цветами, в воздухе порхали птицы.

Трясясь на гнедом, Малютка подумал, что священная Сырдарья в этом году вышла из берегов, поэтому тугай расцвел вовсю. В те годы, когда река не разливалась, заросли на ее берегах страдали от засухи и зноя, скоту почти нечего было есть.

Нынче же тугай сочный и буйный, и скот быстро набирает вес на таком пастбище, а скотнику — почет и слава. Настроение у Малютки поднялось, однако пастух в возрасте пророка скоро охладил его пыл, тыкая камчой на телят и двухлеток:

— Этот вот бычок — потомок племенного белоголового пегого быка. А это копытце оставила нам для радости лунорогая молочная корова, которую благословил сам Зенги-баба, покровитель крупного рогатого скота. А тот теленок — наследник толстошеего бухарского быка.

По бумагам выходило, что из двухсот голов сто — крупные быки, пятьдесят четырехлеток и трехлеток, остальное — молодняк. А тут одни телята.

Перевалило за полдень, а сомнения у Малютки все возрастали: «Где же этот крупный рогатый скот?» Ссориться со скотоводами в первый же день ему не хотелось. Это было бы неприлично. Но наконец он не вытерпел, увидев старого худого вола со стершейся шеей и обрубками вместо рогов. Ему показалось, что животное даже немного свихнулось от старости.

— Нет, так не пойдет, аксакал! — возмутился он. — На бумаге ясно написано, что скот, которому больше пяти лет, должен ежегодно сдаваться на мясо. А вы подсовываете мне какого-то чужого старого вола. Он уж и из ума выжил от старости.

Пастух в возрасте пророка сначала принимал Малютку за простака, но теперь почесал в затылке, однако стал поучать:

— Ты, сынок, никогда не был пастухом. Ты не знаешь наших дел и обычаев.

Малютка хмуро перебил его:

— Ничего не выйдет, аксакал. Утром пораньше пригоните весь скот на баз. Я приму его, пересчитаю, взвешу, сделаем все как положено.

И он ускакал, оставив старика одного. Приехав на ферму, он сказал заведующему:

— Скот разбрелся по тугаю. Бродят телята и быки, неизвестно чьи, совхозные или частные. Я не могу принять его.

Басбуха словно ущипнули. В общем, наговорили друг другу немало обидных слов. Наконец Малютка настоял на своем. Скот пришлось собрать для пересчета, взвешивания, определения возраста и клеймения.

Пастух, достигший возраста пророка, удивлялся, глядя на ловкие движения и нечеловеческую работоспособность Малютки, и проклинал его в душе: «Вот наказал бог этаким головорезом. Никому ничего не доверяет. Самим своим рожденьем такие, как он, предупреждают о скором конце света».

Как ни старался пастух сбить со счета Малютку, отвлечь его от коров, тот ни на шаг не отходил в сторону и вытер пот с лица да распрямил спину, когда уже зашло солнце.

— Заклеймили сто восемьдесят голов, — сказал Малютка, — остальное закончим утром.

Он запер накрепко ворота, чтобы скот не разбежался, и спокойно зашагал к дому пастуха.

От солнца осталась на западе только розовая полоска, тугай утонул в тумане, дальние предметы быстро сливались с ночной тьмой.

Заведующий фермой сидел на почетном месте и пил чай. Он с ненавистью посмотрел на Малютку, который снял кирзовые сапоги, сполоснул руки и пристроился с краю дастархана.

— Ну что, закончили? — спросил заведующий.

За Малютку ответил дедушка, достигший возраста пророка:

— Осталось около двадцати голов. Заперли в сарае, утром закончим.

— Почему не выпустили пастись? Кто вам дал право запирать в сарае государственный скот на целые сутки? Хотите, чтобы скот исхудал?

— За сутки ничего окоту не сделается, если он упитанный, — сказал Малютка. — Страшнее другое. Скот, который я пересчитал и взвесил, не соответствует бумаге. Половина стада измельчала, вес не тот.

Заведующий фермой помрачнел, насупился.

— Как это, измельчала?

— Очень просто. Вместо пятидесяти крупных волов, как написано в бумаге, я насчитал сорок. Остальные десять — годовалые телки. И еще скажу, половина скота — облезлые старые волы или годовалые бычки с неокрепшими костями. Тут все ясно. Вы растранжирили упитанный скот, а для точности счета вписали в бумагу кого попало, лишь бы было парнокопытное. Власти завтра спросят: где тот скот, который записан у вас на бумаге? Где мясо? Куда оно подевалось? Одним словом, я не могу расписаться и принять этот нечистый скот. У меня не две головы.

Пастух, достигший возраста пророка, испугался и сделал знак жене, которая мигом вытащила припрятанную на всякий случай бутылку водки. Прежде чем наливать в стаканы, он поглядел на своих гостей и понял, что те намерены бодаться, пока не отлетят рога и у того и у другого.

— Не можешь принять, значит? — процедил сквозь зубы Басбух. — Ну это дело твое. Давай обратно сводку и катись отсюда, дорога открыта. Мы найдем другого человека, который примет. Давай бумагу!

Малютка сложил бумагу вчетверо и спрятал в нагрудном кармане.