Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Бумагу я отдать не могу.

— А я говорю, верни ее!

— Нет, не могу. Встану пораньше да поеду в центр. Все расскажу Карыкболу. Если ничего не выйдет — поеду к секретарю Гайнекену. Есть, скажу, оказывается, люди, которые пользуются общественным скотом как своим собственным. Все выскажу, ничего не скрою. Я ведь Малютка, что с меня возьмешь? Ничего, по-вашему, не понимаю.

Лицо у Басбуха почернело, будто он только что вернулся с пожара или с лютого мороза. Однако он стушевался и тихонько спросил:

— Значит, бумагу не вернешь?

— Не верну.

Заведующий залпом опрокинул стакан водки и молча стал закусывать, проклиная свою доверчивость и тупость. Зачем было давать Малютке сводку и позволять пересчитывать скот? И какой черт его дернул продавать людям упитанный скот, вместо которого пришлось взять всякую мелочь? Ладно бы он делал это для самого себя, так ведь о людях заботился. А где теперь эти люди? Выкопал сам себе могилу, угождая уважаемым, почетным людям, сам себе выпустил кровь, лишь бы в казане родичей все время варилось мясо. Вот до чего довело желание жить с вышестоящими душа в душу. Где они теперь, все эти уважаемые и почитаемые?

Хозяин дома велел жене вытащить из сундука единственную, завернутую бутылку коньяка и налил еще. Басбух машинально выпил, а Малютка отказался. Он съел пару огромных кусков хлеба, запил большим глотком чая и ушел спать, мол, завтра ему надо пораньше подняться и закончить дело. Старик угодливо побежал за ним, уговаривая на ходу:

— Успел бы выспаться. Сейчас ужин будет готов. Однако Басбух перехватил его подол и заставил сесть.

— Пусть отдохнет, не трогай его, ангелочка.

В голову ему пришла ужасная мысль — извести Малютку любым способом, найти выход из положения,

Но как от него избавишься? Не убивать же?

Ах уж эта «черноухая напасть»! И в прошлом году он опозорил его перед землемерной комиссией, глазом не моргнул. В результате о нем написали в газете, сняли с работы. Кое-как пришел в себя, оклемался. Благоверные единомышленники заступились, вырвали из беды, выпросили его жизнь, а то бы…

И вот теперь снова под ногами черная пропасть, хоть бей себя кулаком в лоб, кайся, рыдай, Карыкболу ничего не докажешь. Уж не нарочно ли он подослал к нему этого Малютку? Ведь он знает его нрав, обжегся с ним на рисе и все-таки послал. Нарочно, конечно. Неспроста. А он-то, дурак, считал Карыкбола своей опорой и поддержкой.

Басбух резко дернул помутившейся от вина головой и спросил:

— Тот заснул?

— Что вы сказали? — подскочил вздремнувший хозяин.

— Заснул, говорю, Малютка?

— Давно храпит. За день намотался со скотиной. Ну и силен парень.

— Так вот скажи теперь, как нам избавиться от этой напасти?

— Откуда мне знать.

Хозяин испуганно посмотрел на заведующего. Уж не хочет ли тот связать Малютке руки-ноги да бросить в реку. От такой мысли у него мороз пробежал по коже. И он завопил:

— Нет, родной, я не испачкаю свои руки, не совершу преступления в возрасте пророка! И не говори даже. Твоя скотина, ты за нее в ответе, а меня отпусти, мне давно пора на пенсию. Сразу же откочую в центр. Измельчал скот — ты виноват, сам знаешь. Кто говорил мне, отдай вола этому человеку, получи телку? Ты говорил. Этому уважаемому замени старый облезлый скот молодым и упитанным. И я заменял. Ты начальник, я пастух. Мое дело слушаться. А ведь я давно чувствовал, что все кончится худо, и тебя арестуют, и меня вместе с тобой. Нет уж, лучше подальше от тебя. Уеду, пойду по стопам Малютки, выйду перед народом и скажу: простите меня дурака, дожил до возраста пророка, а ума не набрался.

В общем, старик и заведующий фермой Басбух проспорили до глубокой ночи.

Взошла луна, и тугай осветился ее белесым светом. Со стороны реки накатывались влажные волны воздуха.

Малютка, который спал около дома на нарах, ничего не подозревал о споре пастуха и заведующего фермой, не подозревал, что речь идет о нем. Если бы он вдруг проснулся, то увидел бы, что какая-то тень появилась около двери и ушла за дом. Через некоторое время прокралась вторая тень. Замычали коровы, залаяли собаки, но Малютка не проснулся. Поэтому и не видел, как отворились ворота сарая, скот вышел из него и растворился в зарослях тугая. Потом раздался топот скачущего коня, и все снова стихло, погрузилось в сон.

Прошла ночь, небо посветлело, взошло солнце, и тугай ожил, наполнился гомоном птиц.

Малютка очнулся от своего крепкого сна, поднял голову и увидел хозяина, который мешком сидел на чурбане. Малютка вскочил и подбежал к нему весь перепуганный, положил руку на плечо и спросил, уж не случилось ли с ним что, не заболел ли он. Старик за ночь как будто потерял свой человеческий облик, чуть не плача он сказал:

— Скот убежал из сарая. Заведующий фермой срочно уехал на центральную усадьбу.

Малютка подивился хитрости этих людей. Заведующий фермой сгинул с глаз, уехал к начальству, наверное, жаловаться к директору. А ведь он сам открыл ворота и выпустил скот.

Малютка схватился за карман, в котором лежала сводка с печатью о наличии скота, и не нашел ее на месте. Выходит, пока он спал, бумагу выкрали.

Будь другой человек на месте Малютки, тот бы поднял шум, с воплем пустился вдогонку за Басбухом. Этот так не сделал. Он рассудил, что Басбуха уже не догонишь, что эта липовая бумага ему тоже не нужна, раз она не соответствует действительности. Самое правильное, пожалуй, начать все заново, произвести полный учет скота. А уж потом, если он не найдет управы на Басбуха у совхозного начальства, можно будет поехать в районный центр.

Он посадил на коня пастуха, достигшего возраста пророка, сел сам, и они поехали в тугай собирать скот. Это было нелегкое дело: попробуй собери в кучу строптивых волов и бычков среди непроходимых зарослей. Малютка и пастух орали во все горло, шумели, исцарапались колючками, изорвали одежду, к полудню стала мучить жажда. Старый пастух еле сидел на своей кляче. Но от дела они не отступились. К вечеру им все-таки удалось собрать весь скот и загнать его в сарай.

Всю ночь они по очереди караулили, чтобы скот не сорвал ворота, которые еле держались на гнилых столбах и ржавых петлях. Наутро снова стали пересчитывать животных, взвешивать, клеймить. На этот раз Малютка тщательно записал приметы и вес каждого животного. Только на третий день дело было завершено, и Малютка, падая с ног от усталости, еле добрел до центральной усадьбы. Но он пошел не домой, а направился прямо в контору к Карыкболу. Тот с трудом его узнал, осунувшегося, измученного, похожего больше на призрак, чем на живого человека.

— Каркеке, вы предложили мне стать пастухом, и я им стал, — сказал Малютка. — Начал принимать от прежнего пастуха скот и вот что заметил. Общий счет поголовья скота правильный, как на бумаге, но животные сильно измельчали. Там, где должен быть упитанный вол, стоит худосочный теленок. Корова превратилась в телку, здоровый бык — в дохлого, старого вола. Поголовье скота, вместо того чтобы жиреть и прибавлять в весе, измельчало и иссохло. По тугаю бродят тени крупного рогатого скота. Так вот, я не могу принять такой скот и брать на себя ответственность за то, чего нет. Не стану я пастухом.