Дукенбай Досжан - Шелковый путь

«Подумаем», — отозвалось в голове еще не успокоившегося Исатая. «Подумаем, — сказал вслух и, сев на стул, залпом осушил еще стакан прохладной воды. — Подумаем». Прямо-таки ниже пояса бьет этот «сварщик». Будто ножом пырнул, видали, каков? А ведь знает, что слова всеми уважаемого старца сквозь уши не пропущу, тем более что в трудные годы сам учился только благодаря помощи Сарсенбая, сидя на его харчах. Поэтому и прислал его. А с каким легкомыслием он отнесся этой осенью к порученной работе, после приезда из столицы, где учился на сварщика. «Твое поведение озадачило меня, дорогой «братишка», — подумал он. — Конечно же я за то, чтобы помогать расти толковым, расторопным ребятам, как говорит старик Акадиль, всегда следует протянуть руку помощи, кому она нужна. Перед народом я и за хороших, и за плохих в ответе. Ведь есть люди, достойные уважения. Страда нынче такая горячая, что голова кругом идет. Если бы можно было для уборки риса лепить людей из глины, сейчас же засучив рукава принялся бы за работу. А этот «сварщик» болтается где-то в Алма-Ате и в ус не дует, подослав стариков».

Опять задребезжал телефон. Погруженный в нерадостные раздумья, он поднял трубку.

Послышался приглушенный, но приятный, мягкий голос молодой женщины. Это была помощница первого секретаря райкома.

— Исеке, послезавтра в 10 часов утра собирается бюро райкома по орошению риса, приезжайте подготовленным — будете выступать.

«Вот тебе раз, — опешил Исатай, держа трубку в руке. — Да эти сжечь живьем готовы! За окном 40 градусов!»

Вдруг его скрутила резкая боль в животе, и тут он вспомнил, что со вчерашнего дня во рту ни крошки не было. Взял свою соломенную шляпу и, шаркая ногами, вышел. Жара невыносимая. В передней комнате шумно расчирикались воробьи, прячась в прохладе от полуденного зноя. То ли это мошки, то ли колыхающиеся перед глазами миражи подействовали — казалось, что воздух пропитан какими-то клейкими парами. А к раскаленной дверце машины и прикоснуться невозможно. Рубашка прилипла к телу и мгновенно впитала обильный пот, В кабине жарко, словно в хорошо натопленной бане…

Утром Исатай, не заезжая в аул, приехал в райком, прямо с дальних рисовых чеков. Иначе бы и не успел. Грязный, покрытый пылью, словно обстеганная на шкуре только что состриженная шерсть, явился он в райком, вызывая недоумение. Войдя, он направился прямо к графину с водой.

— Все, кто может, сейчас на полях. Всходы ровные, дамба надежно укреплена — так и радует глаза это зеленое море, — начал он, отдышавшись…

Он и не предполагал, что бюро затянется надолго и разговорам не будет конца.

Во время большого перерыва первый секретарь вызвал Исатая к себе. Его вид не предвещал ничего хорошего. «Может, наговорили обо мне плохого?» — пронеслось в голове Исатая.

— У тебя в совхозе есть кассир?

— Недавно в армию забрали. На его место ищем теперь подходящего человека, — ответил председатель.

— Так как прикажешь понимать трезвон, который вы подняли до самой Алма-Аты. Сколько можно говорить: присылайте в райком данные о кадрах, берегите их. Сейчас из столицы второй раз позвонят. Солидный человек, начальник крупного треста. «Слыхал, в совхозе «Келин-Тюбе» место кассира свободно», — говорит. Откуда это он пронюхал? Узнай он, что горы Каратау сдвинулись с места, и бровью не поведет, а тут на тебе… «В том совхозе мой племянник никак работы найти не может. Сам недавно женился, да и отец состарился уже…» Все уши прожужжал: «Сделайте кассиром, сделайте…»

— Да, действительно, есть у нас один парень, на сварщика выучился.

— А если сварщик, значит, нужно бежать в Алма-Ату и просить там работы?

— Ребячество это…

— Что ж, отложим все районные дела и будем искать тебе кассира, так, что ли? Да услышь это народ — стыд и срам! Чего это ему приспичило делать дела через посредников?

«Надо же, получается, что я сам его послал, — подумал Исатай, расстроившись. — Мало было тебе подослать ко мне стариков, теперь в поисках связей пустился в столицу, мерзавец!»

— Извините, — проговорил он стыдливо. — Иногда встречаются дети, которые, еще не понимая жизни, рано познали ее хитрости. Бывают, конечно, слишком любящие родители, которые рьяно берутся устроить жизнь своим чадам, жалуются, скандалят.

Он скрыл, что только вчера с этим делом к нему приковыляли старики аула. Если бы секретарь узнал, то наверняка вытряс бы из него всю душу. Он вынул носовой платок и вытер взмокший лоб.

— Труд твой народ оценит, — продолжал успокоившийся секретарь. — Народу ты нравишься. Но не нужно с утра до вечера носиться в седле по рисовым полям, надо иногда и людьми интересоваться… Что поделать, раз такой солидный столичный начальник звонит да беспокоится, я сказал: «Поговорю с директором совхоза». Но что бы ни было — подумай и реши сам. В таком деле я не начальник — хозяйство твое и кадры тоже твои.

Из кабинета Исатай вышел налегке, словно оставил там давивший на плечи тяжелый груз. «Как это здорово, что есть вокруг честные люди — коммунисты, которые сразу протянут руку для помощи в трудную минуту», — радостно думал он.

Люди, вышедшие с собрания, начали расходиться засветло. Постепенно улицы окутывали вечерние сумерки.

Машина выехала из райцентра прямо на север, повернув затем на восток по трассе Москва — Алма-Ата. Асфальтированная дорога словно прорезала ровную, как бесконечная скатерть, степь между горами Каратау и правым берегом Сырдарьи, устремляясь на юго-восток. До совхоза было километров семьдесят. Впереди показалась полная, красная луна. Он впервые видел ее такой — похожую на дымящуюся деревянную крышку котла. По телу пробежали мурашки. Стало неспокойно от мысли, что это признак надвигающегося зноя! Вспомнилось усталое лицо первого секретаря.

«Почему такой здоровый парень не хочет зарабатывать свой хлеб честным трудом, вместо этого посылает ко мне немощных старцев, а сам бежит к именитому родичу в столицу? — Со злости поддал газу и без того стремительно несущейся машине. Красная стрелка спидометра перескочила за отметку «сто». Дорогу перебежал тушканчик. — Да, если ангела сбивает с праведного пути золото, то какой спрос с парня, у которого вовсе нет понятия долга».

С появлением луны «сварщик» сел на поезд. «Главное дело сделано, — решил он про себя. — Теперь-то мы покажем», — потирал он ладони от удовольствия.

Опасаясь жажды, он набил сетку бутылками с пивом. Настроение было праздничным. Спутником его оказался джигит-домбрист, худой, словно жердь, с выпирающим кадыком, который объяснил: «Еду собирать народный музыкальный фольклор». Но в питье темно-бурого пива он не отставал. Вскоре оба захмелели. «Я — кассир огромного совхоза! — начал хвастаться «сварщик». — А твои песни… э… они денег не родят». Пытаясь затянуть песню, расшумелся на все купе: