Дукенбай Досжан - Шелковый путь

На том же базаре в Мейрам-кале он увидел любопытные чолпы, которые девушки вплетают в косы. Они состояли из семи затейливых звеньев, и каждое из них имело свой собственный орнамент. При этом узоры украшали обе стороны подвески. Чолпы оказались довольно увесистыми. Такие, как правило, носят девушки на выданье, и не только ради красоты. Они способствуют правильному росту девичьей косы, аккуратности, опрятности. Нечесаная, распатланная девушка чолпы не носит. Чолпы разрисованы орнаментами и узорами, имеющими определенное название: «лепесток», «змеиный глаз», «два уха», «две косы». К таким узорам кипчакские ювелиры прибегают исстари.

Рядом с чолпами поблескивала большая брошь. Габбас положил ее на ладонь и стал разглядывать. Тонкие, переплетающиеся линии искусно образовали силуэт коробочки белены и тюльпана. В коробочке белены было множество крапинок, похожих на зерна проса, а в середине цветка находился одинокий глазок. Габбас не ощутил веса броши. Он живо представил, как она будет смотреться на ярком шелке, дополняя, оттеняя окраску нитей. У другого ювелира Габбас натолкнулся на невиданную им доселе диадему. Шесть бирюзовых камней, точно девичьи слезы, голубели в серебряной оправе. Габбас и не предполагал, что драгоценный камень эффектно сочетается с серебром.

Диадемы обычно продаются по отдельности. Он купил диадему, завернул ее осторожно в платок, спрятал за пазухой и подумал; «Приеду в Отрар, подарю возлюбленной супруге Иланчика Кадырхана».

Но особую ценность для Габбаса представляли древние монеты. Целые горы их лежали на этом базаре. Габбас щупал монеты, некоторые пробовал на зуб, читал надписи. Одна крупная, тяжелая монета привлекла его внимание. Серебро потускнело, изображения с двух сторон заметно стерлись. В Отраре подобные деньги никогда не выпускались. Провидец Габбас, знавший много языков, попробовал разобрать надпись. Слова были похожи на румийские. Да, да… так и есть. «Крылатый конь владыки земли Ескендыра — Буцефал», — гласила надпись. Обычно на монетах изображались цари и шахи, а здесь — он только теперь разглядел — была выбита голова лошади. О создатель! Это ведь верный спутник, грозный боевой конь Ескендыра Двурогого — Александра Македонского. Габбас на последний динар купил редкую монету. Конечно, какая-никакая, а все же память глубокой старины. Пусть лежит среди книг. Не так уж и много осталось денег, отчеканенных во времена прославленного полководца — потрясателя вселенной.

Размышляя об этом и вполне довольный покупками, провидец Габбас еще до захода солнца выехал из Мейрам-кала. Он торопился не без причины. Вокруг городка было множество арыков и каналов, наполненных водой, В этих местах дехкане выращивали сказочные урожаи, но здешние комары были сущим бедствием. Едва вечерело, как тучи их обрушивались на город и с писком, превращавшимся в сплошной назойливый гул, яростно набрасывались на жителей. Спасения не было. Дехкане разводили дымокуры, прятались в масахане — за пологом из тонкой материи. Никто не рисковал оставаться на улицах в эти часы. «Чтобы на тебя напали комары Тугескена!» — считалось в этих краях самым страшным проклятием. Провидец Габбас не захотел стать добычей кровожадных комаров побережья и спешил еще затемно добраться до крепости Жаухар.

Он ехал вдоль реки Инжу до восхода луны. Крепость Жаухар находилась на правом берегу, так что предстояло перебираться через реку. На этом месте путники переправлялись через Инжу на пароме. Паром — из семи крепко связанных бревен с дощатым настилом и перилами — темнел в сторонке на отмели. Одному человеку с ним было не сладить: на воду не спустишь, да и рискованно, когда не знаешь, как им управлять. Чуть отклонишься, и снесет могучее течение.

Паромщика нигде не было. Видно, тот решил, что так поздно никто уже не поедет, и отправился домой. Габбас спешился, повел лошадь под уздцы. Где-то здесь поблизости стояла лачуга паромщика. Но ее не оказалось; как видно, перебрался паромщик на новое место. Спотыкаясь о корни и пни, натыкаясь на заросли джингила, долго брел провидец Габбас, пока нашел лачугу из камыша у устья одного из рукавов реки. Привязав повод к луке седла, он подал голос и вошел в лачугу. Паромщик, разведя огонь, варил что-то в кувшине. По запаху Габбас определил, что варился сом. Сладковатый запах струился над очагом. Паромщик отнюдь не обрадовался незваному гостю, но, узнав старика провидца по бороде, подобрел лицом, суетливо вскочил, почтительно протянул обе руки:

— Все ли в здравии в вашем краю, отец?

В момент прихода Габбаса хозяин напильником подтачивал крючок. Когда он резко поднялся, крючок зацепился за штанину и порвал ветхие бязевые шаровары. Паромщик смущенно прикрыл прореху рукой.

— Слава всевышнему! Ердаулы бегает. Айдай в теле, в аулах мир и покой, — ответил Габбас на принятое приветствие.

Паромщик улыбнулся. Он все понял. Ердаулы — единственный сынок старика, Айдай — молодая жена. Их здоровье означало благополучие всех остальных. Чудак этот старик: никогда не упускает случая похвалиться молодой женой и постоянно подчеркивает, что сын растет и крепнет. О них — жене и сыне — он мог говорить бесконечно, всегда искренне, с гордостью и радостью. Люди, не знавшие этой его причуды, удивлялись: «Видно, тронулся старик, взяв в жены молодую бабу». И лишь потом догадывались об истинной причине. Старику всегда была не по душе суровость, черствость мужчин-кипчаков, которые не произносят имени жены и не выказывают открыто нежности к родному ребенку. И старик нарочно нахваливал всюду жену и сына, как бы протестуя против такого обычая.

— Откуда едете, отец?

— Из Мейрам-калы, с субботнего базара. Не хотел оставаться комарам на съедение, вот и выехал на ночь глядя. В порядке ли паром, сынок?

— Говорят, отец, за старым кладбищем Мейрам-калы гнездятся гремучие змеи…

— Может быть. Жители в тех местах скотину не держат.

— Говорят, эти змеи погубили весь скот…

— Может, и так. Мне там встречались одни дехкане и ремесленники.

— Говорят, стоит только убить одну змею, как они сотнями, тысячами обрушиваются на город…

— Целехонек ли твой паром, сынок?

— Э, да ладно! Я вас перевезу, отец. Сколько я мечтаю увидеть вас, пожать вам руку, да собачья жизнь захлестнула петлю на шее. Даже съездить к вам давно не удается. Теперь в кои веки встретились случайно, так уж уважьте мою душу, пожертвуйте частицу вашего времени, разделите мое одиночество и отведайте моего варева. Полежите, отдохните, недостойного сына вашего уму-разуму научите…

Молодой паромщик засуетился, стараясь угодить, услужить почтенному старцу. Он снял крышку с кувшина, и оттуда повалил густой пар. Затем паромщик вывалил содержимое кувшина в большую деревянную чашу. Жирный, хорошо сварившийся сом источал приятный запах, возбуждал аппетит, щекотал ноздри. Клейкое желтоватое варево подрагивало, притягивало взор. Паромщик слил из кумгана старику на руки, расстелил перед ним циновку, поставил на нее чашу с дымящейся рыбой. Сом оказался крупный, мясистый, без костей, и Габбас с удовольствием взял большой жирный кусок. Давно уже он не ел такой вкусной рыбы.