Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Ошакбай поспешно взобрался на коня, пустил его волчьим скоком. Гнедой то и дело спотыкался о бесчисленные валуны. Батыр огрел его камчой, и конь отчаянно рванулся, перешел на галоп. Надо было скорее добраться до аула, поднять безмятежный, ничего не подозревающий народ, немедленно отправить порученца с сообщением в Отрар. А сам он решил с горсткой джигитов встретить врага у подножья перевала, попытаться хотя бы немного задержать его. Он будет биться насмерть, как это сделал славный Кипчакбай… Прискачет порученец в Отрар, сообщит черную весть: «На подступах — враг!» Отрар-то поднимется, а другие? Ошакбай живо представил себе, как воспримут эту весть в шахском дворце. Один из влиятельнейших членов Дуан-арза — Государственного совета — военачальник Караша скажет: «Пусть монголы сначала с кипчаками схлестнутся. Кто победит — к тому и примкнем». А наместник Испиджаба бек Огул-Барс предложит: «Примем их, как дорогих гостей, с почетом. От лести сердца их и растают, смягчатся — небось не каменные…» Эх, что с ними поделаешь… Ну, а у Жаланаша, гадателя на бараньей лопатке, одна песня: «Пусть пробьют нам ноздри и погонят во главе каравана, как покорных верблюдов. А то возгордились мы, зазнались, бога забыли…» Такая вдруг досада взяла Ошакбая, так тоскливо на душе у него стало, что он в отчаянии заскрежетал зубами. Точно ледяным ветром продуло вдруг грудь.

Молодая женщина, запалив рослого, статного жеребца, примчалась в город Отрар. Березовое седло до крови натерло ее бедра. Приближаясь к воротам, она натянула повод, перевела жеребца на легкую рысь. Только теперь она обратила внимание на глубокий и широкий — ни один конь не перепрыгнет — ров, избороздивший привольную степь, плотно опоясавший крепостные стены; Ров был по самые края заполнен водой. Жеребец простучал копытами по деревянному настилу висячего моста. Проезжая ворота, всадница заметила, что городская стена значительно выросла и укрепилась. На вершине ее, крутой, как спина архара, копошились люди: не то каменщики, не то дозорные. Снизу они казались величиной с палец и смутно темнели в зыбкой вышине. Караванов, тянущихся, как прежде, из города и в город, не было видно. Время было смутное, тревожное, город затаился, ждал: вот-вот нагрянет свирепое чудовище, вознамерившееся проглотить весь мир.

Баршын было недосуг любоваться грозным обликом города, подготовившегося к предстоящим испытаниям. Ровной, быстрой рысью, пугая прохожих на улице, направилась она прямо к Гумбез Сараю. Прискакать прямо к дворцу считалось худым и дурным признаком, поэтому Баршын заранее подобрала повод, попридержала жеребца. На почтительном расстоянии от дворца она спешилась. От долгой верховой езды гудели натертые ноги, будто солью посыпали раны. Пошатываясь, неловко ступая, она подошла было к главной каменной лестнице и там почтительно остановилась. Трое мужчин шли ей навстречу по ступеням. Баршын узнала их: впереди шел сам повелитель Отрара, справа — его преданный слуга Максуд, по левую руку — полководец Караша из Хорезма, прибывший, вероятно, для оказания помощи. Заметив молодую воительницу, все трое остановились. Иланчик Кадырхан вопросительно посмотрел на нее. Женщина учтиво поклонилась:

— Благословенный хан! Монгольские тумены направляются сюда через перевал Суюндык.

— Чье войско идет впереди? — спросил Иланчик Кадырхан, соблюдая невозмутимость и спокойствие.

— Астафиралла! Какой ужас! — побледнел полководец Караша.

— Впереди идет меркитский хан Арслан, — ответила Баршын.

— Где сейчас батыр Ошакбай?

— Со своими джигитами бросился на врага.

— Безумец! — сказал полководец Караша. — Десятком шапок хочет преградить путь реке…

Повелитель недовольно покосился на него. Ухмылка мигом сползла с бабьего лица хорезмийца. Пряча глаза, он искоса смотрел на красивую женщину.

Иланчик Кадырхан повернулся к Максуду, приказал:

— Ударьте в оба барабана!

Это означало, что надвигается опасность и все войско должно быть наготове.

— Кадырхан-ака, разве недостаточно пока одного барабана? — робко подал голос полководец из Хорезма.

Тревожная дробь одного барабана означала, что войска собирать еще не нужно, достаточно запереть ворота и быть начеку.

— Я должен встретить врага в открытой степи. Для войны кипчакам нужен простор. Хорониться в крепости пока еще рановато.

— Как бы не погубить войско!

По велению правителя Отрара глашатаи, выстроившиеся перед Гумбез Сараем, повесили призывные барабаны на переднюю луку седла и спешно разъехались по улицам, оглашая город тревожной дробью. Гонцы с приказом повелителя поскакали к предводителям войск. К полудню уже тысячи кипчаков, оседлав боевых коней и обвешав себя оружием, выезжали отряд за отрядом за город. Остроконечные копья ослепительно блестели на солнце, пышно развевались султаны на железных шлемах, в такт конскому шагу колыхались туго набитые колчаны и увесистые луки на поясах. Сарбазы оделись в кольчугу, засучили правые рукава, спины прикрыли щитами. Было немало и таких, кто вооружился проще — лишь палицей либо дубиной, саблей или пикой. В предвечерний час в открытой степи собралось десять тысяч вооруженных воинов.

Возглавить полевое кипчакское войско решил сам Иланчик Кадырхан, доверив охрану города военачальнику Караше из Хорезма. Вместе с чем-то удрученным нукером Максудом повелитель вышел из дворца и направился к предводителям войск, дожидавшимся его на площади. У всех них были отборные, быстроногие кони-тулпары, грудастые, узкозадые, поджарые, не нуждающиеся в понукании камчой. Наметом, вздымая пыль, понеслись они из города. При виде приближавшегося повелителя разбросанное по степи войско мигом выстроилось в ряды, где воины были будто нанизанные одна к другой бусинки четок. Все застыли в ожидании ханского повеления.

Иланчик Кадырхан резким движением выхватил из ножен стальной меч, длиною в добрый кулаш, поднял его над головой. Над степью поплыл воинственный гортанный вопль:

— Аруа-а-ах-х!..

— Атта-аа-ан!..

Обоюдоострый меч в руках повелителя, блеснув, застыл острием на восток. Огромный тулпар под ним ударил широким литым копытом, выметнув комки земли, и рванулся вперед. За ним всесокрушающим селевым потоком понеслось многотысячное войско. Плотное облако пыли, низко стелясь, мгновенно покрыло бескрайнюю степь, и вскоре, поднимаясь все выше и выше, расширяясь, разрастаясь во все стороны, затмило и солнце. Неистовый грохот сотрясал землю, понемногу он слился в сплошной, ровный гул, напоминающий ливень, потом превратился в глухой низкий рокот, похожий на басовитый звук верхней струны домбры и, наконец, обернулся далеким монотонным звоном.