Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Наступили сумерки. Зажглись, замерцали первые звезды. С ними будто перекликались, перемигивались бесчисленные огоньки на всей земле. То был враг, преодолевавший перевалы Каратау и теперь безмятежно расположившийся в степи возле костров и в походных кибитках. Кипчаки в едином порыве мчались до полуночи, однако так и не добрались до вражеских костров. Повелитель приказал остановиться. Стало ясно, что этой ночью им не встретиться с врагом. В лучшем случае они смогут добраться до него лишь к утру, измучив и себя, и коней. Поэтому благоразумнее было остановиться на привал, остудить лошадей, передохнуть самим, а уже на рассвете начать кровавое побоище.

Над зеленой долиной в приречье Буген и Шаян, где травы росли по пояс, больше не пел, не заливался предвестник утра — жаворонок. Вся живность в том краю погибла ночью под копытами десяти тысяч лошадей. И ковыль не омылся в ту ночь росой, не пели, не трещали кузнечики. Только фыркали, тревожно всхрапывали кони.

Тонкий луч утреннего солнца ярко полоснул тугой зеленый ворс долины. И сразу же все вокруг зашевелилось, заколыхалось, ожила черная земля. Кипчаки готовились к бою.

В стане врага бьло по-прежнему спокойно. Видимо, монголы решили всласть отдохнуть после долгого и изнурительного перехода через горный перевал. Иланчик

Кадырхан одиноким столбом застыл на вершине холма, долго и пристально вглядываясь в даль, все норовил представить себе хоть приблизительно численность врага. Однако все было черно у горизонта от края до края, и повелитель Отрара каждый раз сбивался со счета.

Даже примерно нельзя было предположить, сколько же их, монголов. Иланчик Кадырхан определил направление ветра. Непонятное волнение, похожее на страх, овладело им. Это его удивило: раньше такого с ним не случалось. Даже выходя один на один на поединок, не ведал он беспокойства или сомнения. Багряные лучи больно ударили в глаза, значит, нужно спешно выступать, пока еще солнце поднялось невысоко, иначе встречные лучи будут слепить глаза воинов и сковывать их движения.

На холм к нему поднялся Максуд и доложил, что войско готово к выступлению. По приказу повелителя воины были разделены на три группы. Первую, ударную часть войска возглавляли самые отчаянные, бесшабашно смелые предводители, из тех, кто без страха бросается один против сотни. Эта часть должна была ударить на врага в лоб, вклиниться в его ряды, внести смятение. Вторую часть возглавил Иланчик Кадырхан. Ей предстояло обрушиться на врага с севера. Под натиском кипчаков незваные гости наверняка начнут отступать к правому, обрывистому берегу реки Буген. Третью часть войска поручили Максуду, который не должен был сразу ввязываться в бой, а выжидать удобный момент. Если — не приведи господь! — первые две части войска окажутся разбитыми, тогда он обязан по возможности сдержать натиск врага. Так было теперь задумано повелителем Отрара, так как кипчаки издревле предпочитают сражаться в открытой степи.

Шел, по хиджре, шестьсот шестнадцатый год, месяц рамазан, или, по кипчакскому летосчислению, год зайца, месяц осенней случки, или, по христианскому календарю, одна тысяча двести девятнадцатый год, первая неделя сентября.

Иланчику Кадырхану подвели коня, и он сел в седло. Под его тяжестью тулпар качнулся, начал перебирать ногами. Обе части кипчакского войска сорвались с места и стремительно понеслись туда, где из-за горизонта узкой полоской выглянул огненный диск. Вражеский стан темнел на расстоянии человеческого крика.

От гулкого топота копыт монгольские дозорные перепугались. Приглядевшись, они увидели громадную черную тучу, надвигавшуюся с запада. Пока опомнились они, взнуздали лошадей, черная туча обернулась скачущим на них войском. Дикий, отчаянный вопль огласил степь. Лошади, отпущенные попарно на выпас, с испуга шарахнулись в сторону. Меркиты, из которых состояло передовое монгольское войско, всполошились, со всех ног кинулись за ними, но напуганные лошади понеслись в степь, смешались с головной частью кипчаков. Неожиданно оказавшись пешими, меркиты, ошалев от страха, повернули назад. Грозная кипчакская конница в мгновение ока домчалась до вражеской стоянки, смяла передние ряды, обрушилась яростным шквалом. Казалось, могучий поток захлестнул, ввергнул в черную пучину походные кибитки. Но в задних рядах враг успел опомниться и оседлать коней. Недавнее стойбище превратилось в поле брани.

И все же в несколько раз превосходящий численностью кипчаков враг был ошеломлен неожиданным натиском и бестолково суетился поначалу, не в силах сообразить, где кипчаки, а где мыки, меркиты, тангуты и другие воины монгольского разноплеменного войска. Все смешалось, и стрелы, пущенные наугад в спешке, зачастую поражали своих. Однако растерянность продолжалась недолго. Полководец меркитов, многоопытный и хитрый Арслан, приказал трубить в рог и поспешно отступать. За ним понеслись и передние, основательно потрепанные и поредевшие сотни.

Иланчик Кадырхан, готовясь ударить с левого крыла, вдруг отчетливо понял, что мешкать нельзя, иначе уцелевшие меркитские отряды успеют отступить и присоединиться к свежим силам в тылу. Нельзя было предоставить врагу возможность собраться в единый кулак. Он пустил коня во всю прыть. За ним тесными рядами поскакали лучники, со свистом пуская во все стороны кипчакские стрелы и тем самым защищая, оберегая своего повелителя.

Галопом ворвались, вклинились они в самую гущу яростной сечи. Заплясал в руках Иланчика Кадырхана обоюдоострый дамасский меч. Он опасался про себя, что отвык от меча, разучился рубиться, но меч молнией сверкал над его головой, легко поражая врагов с обеих сторон. Он даже не напрягался, не рубил с потягом, а, казалось, только слегка покалывал, и было даже странно, что все так просто удавалось и что очень скоро добрый десяток коней, потеряв седоков, умчался от него прочь. Вдруг он почувствовал острую, пронзительную боль в бедре. Стрела, вонзившись в тугую мышцу, застряла, задрожала оперением. Он потянул было ее, но монгольская стрела засела глубоко. Тогда он отсек древко и сразу же забыл про рану. Перед собой он видел только врага — его рассеченную надвое конницу. Однако меркиты не разбегались врассыпную, точно брошенная горсть пшена, а, отступая, упорно отбивались. И все же ряды их были смяты по краям, сокрушены, раздроблены, а это едва ли не главное в таком бою. Самый важный миг — обратить врага в бегство, ввергнуть его в панику. Тогда нельзя только дать ему прийти в себя, нужно кромсать, дробить его на мелкие части. У кипчаков это называется поднять, задрать подол. В самом деле, какой же это воин, если у него подол задран. Тогда остается только его добивать, топтать копытами коней.