Ирина Богомолова - Романтика

— Убери от меня свои грабли, Гард!

— Остынь, Просперо!

— Убери свои грабли!

— В чем дело, лейтенант Просперо?

— Капитан, я все объясню, если этот урод отпустит меня!.. Капитан, вы слышали, что сказал Робби?

— Конечно, слышал.

— Нет, капитан, вы не слышали, что сказал Робби! Вы не слышали, иначе вы не были бы так спокойны. Робби сказал: «Пересядьте»… Именно это сказал старик. Понимаете, пересев, каждый наездник стремился привести к финишу первой лошадь соперника! В этом все дело, капитан Эспиноза: Робби прекрасно понял, о чем я спрашивал! Он понял!! Эта консервная банка может мыслить!.. Они могут мыслить. Они могут мыслить логически! Капитан, понимаешь?.. Что же ты молчишь, капитан?.. Мы им больше не нужны! Понимаешь? Они — как люди! Это была последняя вагонетка. Эта сволочь отвезла на корабль последнюю вагонетку! Черт возьми, капитан, эти сволочи бросили нас здесь! Мы сдохнем на этой чертовой планете!.. Что ты молчишь, капитан?! Черт вас всех раздери!! — капитан!

— Прекратить истерику, лейтенант! Мы выберемся отсюда. Пока не знаю — как, но мы вернемся домой.

(— И еще запомни одно, Просперо: роботы никогда не улыбаются.)

А если другое? У невесты было другое имя. Что тогда? ЧТО ТОГДА?

Что же я НЕ СПРОСИЛ?

Теперь эта мысль будет мучить меня всю жизнь.

…К вечеру бар пустеет Странно. Обычно бывает наоборот. Уже четыре столика свободны.

— Еще стаканчик, Фердинанд!

— Уже несу, сэр.

— И мне.

— А тебе — довольно. Пьяница несчастный.

— «Пьяница»… Если бы ты только знал, дружище Фердинанд, кем я был…

— Пьяницей ты был всю свою жизнь, — Фердинанд возвращается за стойку, — пьяницей и помрешь.

— Фердинанд, налей мне еще стаканчик, а я за это вымою всю посуду и стойку так начищу, что блестеть будет, точно лужа на солнце.

— Чтоб я подпустил тебя к посуде? Да ты перетравишь мне всех посетителей. Мылся когда последний раз? А когда в зеркало смотрелся?

— А что нового я там увижу? Человек — самое чистое животное. Знаешь, какой я чистый? Ты лучше налей мне еще, дружище Фердинанд.

— Довольно! И никакой я тебе не дружище. На сегодня ты исчерпал свой кредит. Скажи спасибо, что ты и так околачиваешься в моем баре целыми днями, другой давно бы вышвырнул тебя. — Фердинанд белой салфеткой протирает бокалы. Протрет, посмотрит на просвет и опять трет. — А я нет… милосердие… — Звенит колокольчик. — Христианская добродетель… — Берет следующий бокал.

Вошел мужчина. Оглядывается по сторонам.

— …До бархатной чистоты. Мой отец мог с закрытыми глазами отличить чистый бокал от ослепительно чистого.

— Как же с закрытыми глазами-то?

— Профессионалу достаточно подержать бокал в руках, чтобы определить.

Мужчина подходит к стойке. Одет он дорого, но не модно.

— Чего изволите, сэр? — скалит зубы Фердинанд.

— Далеко отсюда до Вордсворта?

— Вы на машине?.. Часа через три доберетесь.

— Налейте мне кофе. — Он усаживается на табурет.

— Может, хотите чего-нибудь покрепче? — Фердинанд пододвигает ему чашку.

— Я за рулем.

— Тогда — да, тогда — не стоит.

Дождь пошел. Мелкий-мелкий.

— Ну, это надолго. Сегодня вы вряд ли доберетесь до Вордсворта. Мокрое шоссе — опасно.

— Пожалуй. Есть ли поблизости гостиница?

— Очень приличная гостиница, очень приличная! — оживляется пьяница. — Вниз по улице. Я провожу вас, если хотите! Мне как раз по пути!

— Пожалуй, я все же выпью. Налейте мне чего-нибудь на ваше усмотрение… и этому… э-э… джентльмену.

— Здесь все называют меня Фердинанд, сэр.

— Мэн. (Ишь ты — «Человек». Теперь такую фамилию встретишь разве что в списках первых поселенцев.) Роберт Мэн… Налейте мне еще, Фердинанд.

— И мне, — пищит пьяница и тянет Мэна за рукав белого пиджака.

Мэн брезгливо отодвигается.

— Убери свои грязные лапы от джентльмена! — прикрикивает на пьяницу Фердинанд. — А то вышвырну тебя вон!

— Ну-ну, Фердинанд, — примирительно машет рукой Мэн. — Налейте ему. За мой счет.

— Сколько помню, он постоянно здесь околачивается. Одна из местных достопримечательностей. Завсегдатаи привыкли. Говорит, что у его отца был точно такой же бар. Врет, наверное. Если он вам мешает, я его выставлю.

— Он не мешает. А как его зовут?

— А кто его знает? То ли Руди, то ли Труди.

— Благодари джентльмена, — наполняет Фердинанд протянутую рюмку. — А то валялся бы уже в какой-нибудь канаве.

Пьяница дрожащими руками хватает рюмку. И быстро, но осторожно, чтобы не расплескать, подносит к грязному рту.

— Ваше здоровье, мистер Мэн. Твое здоровье, Фердинанд.

Молчат

— У вас есть семья, Фердинанд?

— Нет. А у вас?

— Я женат — Мэн лезет во внутренний карман пиджака и достает оттуда фотографию. Красивая брюнетка обнимает двоих детей. Мальчика и девочку.

— Красивая женщина. К такой следует торопиться. И детишки прелестные. Мальчик на вас похож, сэр. А девочка со временем станет такой же красавицей, как и ее мать… Как ее зовут?

— Мою жену? На обороте есть надпись.

— «В разлуке любовь моя будет с тобой до новой встречи. Аннабель».

Стакан выскальзывает из рук Роберта Мэна, падает на пол и разбивается.

— Черт знает что, — бесцветно говорит Мэн и смотрит на осколки.

— Ах ты! Не волнуйтесь, сэр! Главное, вы не поранились. Вы не поранились? Это главное. Сейчас я все уберу.

А пьяница, зажав рот рукой, скрывается за дверью туалета.

— Вот. Опять обожрался. Есть — не ест; да и на что ему. Торчит здесь целыми днями, в надежде, что кто-нибудь угостит его стаканчиком. Вот как вы, — Фердинанд говорит и подбирает осколки.

Из туалета выходит пьяница. Смотрит в глаза Роберту Мэну и говорит:

Фердинанд вытягивается по стойке «смирно». Поднос падает, опять звенят осколки.

— Личный номер: ноль триста восемьдесят пять. Жду ваших приказаний, сэр.

— Вот черт!.. А я-то думал… как же так? Фу, черт! Узнаешь меня? Пятнадцать лет, пятнадцать лет, — поет пьяница, беря Фердинанда под руку. — Пятнадцать лет. Ну что, консервная банка, теперь узнаешь меня? Это я — Вуди Просперо, лейтенант Объединенных Космических Сил.