Генрих Альтов - Сокровище погибшего корабля

Потом навалилась темнота. Глаза устали от яркого света молний, и я почти ничего не видел. Да и что можно было увидеть?! Пещера находилась метрах в тридцати от моря. Волны с яростью наскакивали на островок, заливали скалы, вздымались в небо грязно серой стеной…

Все это произошло за какие-нибудь четверть часа, может быть, даже меньше. — Ну, как приключение? — спросил я Кравцова.

— Вполне, — ответил он. — Интересно, что будет дальше?

Этот парень, кажется, никогда не унывал. Я объяснил ему, что ничего страшного нет: отсидимся злесь, пока не пройдет шквал, потом вернется «Гром» и подберет нас.

— Все, как в приличном романе, — сказал Кравцов. — Кораблекрушение, необитаемый остров, сокровища погибшего корабля… Между прочим, еще никогда робинзоны не имели такой энерговооруженности. Вы знаете, сколько энергии в этих молниях? Здесь их две с половиной сотни, значит… да, энергии примерно, как в двух железнодорожных эшелонах с горючим. И обратите внимание, как великолепно она упакована: нам даже не жарко. Не правда ли, забавная вещь — шаровая молния?.. Поднесите к ней солому, бумагу — они не воспламенятся. Но в момент взрыва шаровая молния может пробить самую прочную стену, сорвать крышу…

Он замолчал, и я понял: Кравцов чего-то недоговаривает.

— Да, забавные они, мои зверушки, — продолжал сн нарочито веселым голосом. — И знаете, что они собой представляют? Когда-то считали, что шаровая молния — вихрь ионизированного воздуха. Ерунда! По-настоящему в этих милых созданиях начали разбираться совсем недавно. Молния состоит из газовой плазмы, смеси атомных ядер газа и сорванных с них электронов. Природные молнии неустойчивы, а эти… Мы подобрали такой состав исходного газа и так уплотнили молнию, что она стала намного живучей. Энергия расходуется только на излучение.

Я понимал, что Кравцов нарочно затеял этот разговор. Он хотел отвлечь меня. Я спросил, почему молнии не распадаются.

— Магнитное поле, — ответил Кравцов. — В физике это называется пинч-эффектом, или эффектом сжатия. Сначала возникает электрическая дуга в виде столба, затем под влиянием собственного магнитного поля столб газовой плазмы сжимается и превращается в шар. Сжатая плазма разогревается, начинает светиться. Можно даже получить такое сжатие, при котором в плазме начнется ядерная реакция. Такие молнии мы пока только изучаем, но…

Он не закончил фразы. Сверху на брезент что-то упало. Я быстро вылез из пещеры и, когда глаза привыкли к полумраку, увидел, что это была наша надувная шлюпка, — ее выбросило на островок волной. С трудом мне удалось втащить шлюпку под брезент и прижать ее края большими камнями.

Ветер стал плотным, жестким, капли воды резали лицо, как градинки. Я снова забрался в пещеру. Кравцов рассматривал одну из молний. При моем появлении он поспешно отбросил ее к остальным.

— Все-таки приятно терпеть крушение с таким грузом, — сказал он. — Голос у него был фальшиво-бодрый. — Для робинзонов целая проблема — зажечь костер. А у нас в неограниченном количестве тепло и свет… Лет через пять молнии станут обыкновенным товаром широкого потребления. Они заменят лампы — обыкновенные, инфракрасные, ультрафиолетовые; они будут приводить в движение электродвигатели. Правда, пока мы умеем использовать только тепловую энергию молний…

— Послушайте, Олег Павлович, — прервал я его. — Давайтe говорить начистоту. Что случилось? Чем вывстревожены?

Он посмотрел на меня, потом начал возиться со своим аквалангом.

— Говорите, — настаивал я. — Незачем нам играть в прятки.

— Ладно… — Кравцов помолчал, пристально глядя мне в глаза. Он был серьезен, но в его глазах мелькали какие-то подозрительные искры. Нет, я не говорю, что он смеялся, наоборот, лицо его казалось даже мрачным. Будь я психологом или писателем, может быть, я и поточнее описал бы его. Но не забудьте, я только водолаз.

После паузы он сказал:

— Понимаете… в общем, мои зверушки взбунтовались. Под водой повышенное давление, процесс образования нейтральных атомов из газовой плазмы ускорился. Остановить это уже нельзя. Молнии разогреваются. Видите, они становятся светлее. И очень скоро…

— Взрыв?.. Кравцов кивнул.

— Да. Молний-то мне, в общем, не очень жаль. Это пробная партия. Мы испытывали их выносливость при транспортировке: возили по железной дороге, потом на самолете, на корабле… Они все прекрасно выдержали. А на пребывание под водой они не рассчитаны… Нет, их не жаль. Но вот куда мы денемся?..

— Через сколько времени… взрыв?

— Часа через полтора. Может быть, через два.

— И никак нельзя…

— Никак.

— А если выбросить? Кравцов усмехнулся.

— Думал об этом. Не годится. Представляете, куда их отнесет таким ветром? Могут быть несчастные случаи, даже катастрофы. Они же начинены огромной энергией, в тысячи раз большей… Нет, ни в коем случае!

— Тогда надо утопить!

— Молнии легче воды, они не утонут. И самое главное, под водой они тоже взорвутся..

Я прислушался к реву бури. Шквал прошел, сейчас просто дул крепкий ветер. Но было бы безумием уйти в море на надувной шлюпке. Кравцов тоже так думал.

— Может быть, придет «Гром»? — спросил он.

На это я почти не рассчитывал. «Гром» находился, конечно, где-то невдалеке, да Воробенчик не придет к Сломанной Челюсти при такой погоде. Будет выжидать. Тем более он даже не знает, что молнии должны взорваться.

Я объяснил Кравцову, какой характер у нашего капитана.

— Вы так думаете? — задумчиво сказал Кравцов. — Да… Между прочим, мне трудно с вами согласиться. Знаете, я вот уже присмотрелся к своим зверушкам; у каждой из них тоже свой характер. Есть упрямые, злые, хитрые, изворотливые… Есть спокойные, добрые… И я обратил внимание, что самые хорошие молнии всегда скромны. Они не разбрасывают искры, не жужжат, светят не очень ярко… Но энергии и, я бы сказал, порядочности в них больше, чем в назойливо жужжащих. Давайте все-таки посигналим, а? Вот, послушайте…

Он придумал неплохую штуку. Во всяком случае это давало нам какой-то шанс на спасение. Надо было взять молнию, взобраться на вершину скалы и, прикрывая молнию куском брезента, отсигналить на «Гром». Правда, мы не знали, в каком направлении находится корабль, но молния светила вкруговую, на все тридцать два румба.

…Невесело было выходить из теплой пещеры. За день мы дьявольски устали, а взобраться на крутую скалу трудно и со свежими силами. Признаюсь, у меня вновь мелькнула мысль выбросить эти проклятые молнии, пусть ветер несет их куда угодно. Но я ничего не сказал Кравцову. Да, уж если попадать в беду, то с хорошим товарищем!

Кравцов выбрал яркую молнию, опутал ее сеткой. И мы полезли наверх. Скала была невысокой, метра три с половиной, может быть, четыре. Но я почти ничего не видел. Глаза, ослепленные ярким светом, болели и слезились. Казалось, что все вокруг погружено в какой-то иссиня-черный мрак. Молнию нам пришлось сразу же завернуть в брезент, она слепила.