Песах Амнуэль - Я помню, как убила Джоша

— О, Тэтчер! Вы помните, как миссис Тэтчер послала флот… куда?

— Флот?

— Вы должны были изучать в школе… Если в одной из ваших линий памяти это событие сохранилось хотя бы отрывочно, а в другой не сохранилось вообще, это скажет нам, какая из линий является наложенным воспоминанием.

— Нет, — с сожалением произнесла Эйни. — Доктор, такая у меня память… Не дырявая, многое я помню очень отчётливо… оба детства… подруг, учителей, профессиональное не забываю никогда, а некоторые вещи проходят будто мимо. Вы, наверно, сами тоже не запоминаете то, что вам неинтересно.

— Гм… Давайте поговорим о политике, которого вы не можете не знать, я имею в виду сэра Уинстона Черчилля. Чем славен для нас сэр Уинстон, миссис Фокс? Напрягите память… обе свои памяти.

— Черчилль, да. Он… То есть один из них… В школе мы… нет, не буду про школу, учителя на меня наводили такую тоску что в одной памяти, что в другой, у меня были очень посредственные оценки, а отец… я и отца помню… отцов… они тоже были разные… то есть, конечно, это был один человек, его звали Чарли… он любил катать меня на колене, когда я была маленькой, а другой… то есть он, только в другой памяти, никогда со мной не говорил, будто меня не существовало… а потом они умерли, оба, почти одновременно, один в январе, другой в апреле, мама так плакала, то есть я помню, как она плакала, но помню, как — в той памяти, где отец не хотел меня замечать, — сказала после похорон: «Теперь мы с тобой, доченька, заживём по-человечески». Господи, о чём я… Вы сказали — вспомнить сэра Уинстона. Их было двое… как обычно. Вы хотите понять, какой правильный? Помню… не знаю откуда, не из школьных учебников, читала где-то, видимо, или в кино… В сорок шестом, когда война заканчивалась и русские топтались под Берлином, Черчилль, он был тогда первым камергером королевы…

— Королевы? — вопрос вырвался непроизвольно, это было так непрофессионально, что Шеррард закусил губу.

— Королевы, а кого же? В сорок шестом Черчилль летал к Трумэну, и они подписали пакт… Вроде того, что не нужно пускать русских в Берлин. И ещё решили сбросить атомную бомбу на японцев. Кажется, сбросили. Сбросили, да?

— Да, — коротко отозвался Шеррард.

— Ага, — удовлетворённо произнесла Эйни. — Правда, в другой моей памяти тоже сбросили, так что… И тоже на Японию. Американцы. А сэр Уинстон не дожил, его в сорок четвёртом похоронили, когда Гитлер взял русский город… как его… Ленинград, вспомнила. Сэр Уинстон… он, между прочим, был лордом-фаворитом короля, тогда ещё Георг был на троне… Черчилль понервничал, когда немцы вошли в Ленинград, и с ним случился удар. Что вы сказали, доктор?

Шеррард не говорил ничего; может, пробормотал что-то под нос, потому что концепция летела к чертям. Чем глубже пациентка погружалась в недра собственной памяти… двух своих линий памяти… её воспоминания становились всё более нелепыми. В сорок шестом Черчилль с Трумэном решали, взорвать ли бомбу. Черчилль умер в сорок четвёртом?

Шеррард молча встал, Эйни слышала, как шаги удалились, на мгновение стало совсем тихо, а потом рука доктора неожиданно оказалась на её плече.

— Вот, — сказал голос, всё такой же, без эмоций, без интонаций. — Я вам зачитаю из Британской энциклопедии. «В октябре пятьдесят первого года Уинстон Черчилль вновь стал премьер-министром в возрасте семидесяти семи лет…» Да, вот: «Черчилль скончался двадцать первого января тысяча девятьсот шестьдесят пятого года».

— Ах, это, — спокойно отозвалась Эйни. Неужели доктор верит всему, что пишут в справочниках, говорят по телевидению, показывают в кино, всему, о чём рассуждают знакомые, родственники?.. Если бы она верила так безоглядно, то давно сошла бы с ума. К психиатрам она ходила, принимала таблетки, от которых ей стало хуже, прошлое начало ветвиться с такой страшной непоследовательностью, что она испугалась и выбросила таблетки в унитаз на третий… нет, в другом своём прошлом — на пятый день. Это ужасно, она помнила, как мать умирала от рака, и помнила, как они с мамой ездили в Манчестер к деду, и помнила, как мама погибла в железнодорожной аварии под Ливерпулем, и помнила, как мама приехала к ней прошлой зимой, постаревшая, с выпадавшими седыми волосами… больше в памяти не сохранилось ничего… уехала мама? осталась жить? остров странного воспоминания посреди двух рек памяти. Так с ней тоже случалось — островки воспоминаний, никак и ни с чем не связанные, будто кадры из разных фильмов, случайно вклеенные…

— Можно мне встать? — спросила Эйни, но рука доктора прервала попытку пациентки приподняться.

— Не нужно. Вам удобно лежать, вам хочется расслабиться, голову повернуть к стене, это белый экран, на котором ваша память рисует такие яркие картины… Вы закрываете глаза, вам тепло…

Эйни не собиралась закрывать глаза, и тепло ей не было, в кабинете стало прохладнее, чем было, когда она вошла.

— Вы видите на экране картину и вам становится тепло, — говорил доктор.

Ей становилось холодно, напрасно она пришла, напрасно рассказала о Джоше, доктор ещё донесёт в полицию, это же не исповедь, у психоаналитика нет оснований хранить тайну. Напрасно она…

Эйни сбросила руку Шеррарда со своего плеча, села на кушетке, нащупала туфли.

— Я пойду, — сказала она.

— Хорошо, — в голосе Шеррарда появились наконец интонации. — Вы начинаете нелёгкий процесс выбора. Приходите ещё раз, и мы продолжим.

Доктор проводил пациентку до двери.

— Чек оставьте у секретарши. Она запишет вас на седьмое июля, раньше не получится. Десять утра — оптимально, нам предстоит много работы.

— Да, — пробормотала Эйни.

— Ник, спасибо за пациентку. Чрезвычайно интересный случай. Это не психиатрия, ты прав. Конечно, для полной ясности я бы её понаблюдал в стационаре.

— Не думаю, что это было бы полезно.

— Тебе виднее. Ты в курсе, что она убила своего мужа?

— Это вопрос, Джон, верно? В этом-то как раз вопрос.

— Что тебе сказали в полиции?

— У них нет ничего против этой женщины. Муж её умер от сердечного приступа, у него было больное сердце, аутопсию не проводили. Если бы женщина призналась сразу, то, конечно, провели бы расследование…

— Сейчас уже поздно?

— Комиссар сказал, что, даже если добиться эксгумации трупа, новая экспертиза ничего не докажет — яды, приводящие к эффекту сердечной недостаточности, довольно быстро распадаются, так что… Бесполезно.

— Я думаю, Ник, это вообще не медицинский случай.

— Что ты имеешь в виду? Лишняя память

— хорошо известное…

— Да-да. Но обе её памяти ложные. На самом деле она ничего не помнит из реального прошлого. Даже из вчерашнего дня — похоже на реальность, но детали разные. Чем глубже в прошлое, тем больше отличия и от реальности, и обеих линий памяти одной от другой.