Одри Баркер - Под водой

Она посмотрела на него через плечо — он так и стоял, ошеломленный ее поцелуем, и почти что искал той ярости, что привела его сюда, а затем улетучилась, как пар. Может, она разглядела в нем что-то напоминавшее потревоженную черепаху, потому что она рассмеялась.

— Только ты теряешь еще одно: меня малютку! Пока!

Все еще смеясь, все еще оглядываясь назад, она пробиралась среди растущего купами пурпурного вербейника. Алый макинтош был усеян пурпурными цветами, лицо, все сморщившееся от смеха, оборачивалось над цветами назад, а потом, как раз когда Питер раздумывал, не броситься ли ему к чистому полю, лицо ее будто исчезло из поля зрения, красный цвет внезапно померк, оставив лишь пурпур сильно качающегося вербейника. В тот же миг вопль и громкий, гулкий всплеск положили конец первым приготовлениям Питера. Женщина упала в воду.

В этот миг река вновь вернула себе все уважение и любовь Питера. Из укрытия была видна только часть реки, и ему безумно хотелось видеть, что происходит. Но он был по натуре осторожен и не шелохнулся, удовлетворившись огромными бурыми волнами, разбегавшимися по воде и лизавшими берег высоко над ее кромкой.

После всплеска было очень тихо. Мужчина стоял, с надеждой глядя на вербейник, как человек, наблюдающий за шляпой чародея. Высокие цветы замерли вновь, перестав качаться, и слышался лишь вкрадчивый плеск воды от расходящихся кругов.

Интересно, думал Питер, что она там делает. Он зажал рот скомканной рубахой, чтобы не закричать. Отчего не двигается мужчина? Просто идиот какой-то.

Теперь Питер презирал его. Если у него наберется всего с горошину мозгов, тогда его громадное тело становится еще смехотворнее. К тому же оно еще и омерзительно, как огромная веснушчатая грудь женщины — слишком уж оно велико.

Мужчина медленно зашлепал по вербейнику, неуверенно раздвигая его руками. Питер последовал за ним, низко пригибаясь, чтоб не попасться ему на глаза.

Место, где упала женщина, было нетрудно узнать. Она растоптала ногами землю на краю берега, так что образовалась рыхлая ямка. Как раз в этом месте, у большого шишковатого корня, по пояс в воде, Питер готовился к своему номеру. Туннель начинался почти прямо у этого места, отсюда можно было даже поднырнуть в него, так как берег обрывался здесь почти отвесно и было очень глубоко.

Со дна все еще клубами поднимался ил, окрашивая воду в цвет крепкого кофе, поверхность воды тоже была беспокойна. Но никаких признаков женщины не было видно, если не считать валявшейся среди вербейника мерзкой зеленой шляпы с вуалеткой в мушках. Мужчина с опаской подобрал ее, словно ожидая обнаружить под ней женщину. Он повертел ее в руках, поглядел с недоумением на воду, потом позвал:

— Эй?

Звук собственного голоса напугал его, он обернулся, глядя широко открытыми глазами, и Питер едва успел пригнуться, чтобы остаться незамеченным. Женщина вела отличную старую игру. Она либо сидела под водой, собираясь выскочить и напугать мужчину, либо проплыла вниз по течению и там выбралась на берег.

Когда Питер в следующий раз вытянул шею и выглянул из вербейника, мужчина подошел к самой кромке воды, и, наклонившись вперед и упираясь руками в колени, всматривался в воду. Питер охотно подошел и дал бы ему сзади хорошего пинка, вычеркнув таким образом из памяти тот первый свой подлый страх, но шелест вербейника выдал бы его прежде, чем он успел бы подойти достаточно близко.

Субъект опустился на колени, закатал рукава и запустил руку в воду. Он не ожидал, что будет так глубоко, и чуть не свалился в реку, пробурчав что-то в смятении. Но он продолжал свои подводные поиски, сначала одной рукой, потом другой. Он явно искал там женщину и так же явно не умел плавать. В глазах Питера это довершало его унижение.

Немного погодя мужчину озарила идея. Он пошарил вокруг и нашел длинную палку. Тыкая ею, он мог обследовать отвесно спускавшееся дно у берега. Дальше было так глубоко, что палки не хватало. Он встал, держа в руке палку, с которой капала вода, и позвал:

— Эй?

Его опять поразила громкость собственного голоса. Он еще два раза позвал: — Эй? — в третий раз с отчаянием. Никакого ответа. Лицо его помрачнело, губы обвисли и задрожали — если б он не был взрослым мужчиной, Питер мог бы поклясться, что он вот-вот расплачется.

Несколько минут он смотрел на реку, потом резко отшвырнул палку и бросился вверх по откосу, ломая и круша все на своем пути. В единый миг его вдруг обуяла бешеная спешка, так что когда Питер вскарабкался на гребень откоса и посмотрел ему вслед, он с грохотом шел по полю в белом свете солнца.

Только сейчас, видно, до него дошло, что женщина, вероятно, украдкой обошла его, выбралась на берег ниже по течению и убежала домой. Как может быть человек так глуп? В школе есть один парень, Герли Томас, который славится своей глупостью, но и он не такой остолоп.

Питер смотрел вслед мужчине, пока тот не скрылся из виду. Питер ждал — что если женщина не ушла, а спряталась у реки, — готовый убежать при ее появлении. Стоя на солнцепеке, он натянул рубашку, безразлично отковыривая ногтем спекшуюся грязь. Для прохлады он не стал заправлять рубашку в брюки и брел по берегу, как русский мальчик в косоворотке.

Жара менялась. Теперь она была тяжелее и не жгла кожу, а давила на легкие. Синие в течение всего дня холмы стали густо желтыми, как овощи. Надвигалась гроза.

Питер решил, что женщина ушла. Было одно-два места, где она могла вылезти на берег, пока мужчина искал ее палкой в воде. Берег был довольно крутой — надо знать, где вылезать, — иначе тебе повезет не больше, чем лягушке, пытающейся выскочить из стеклянной банки.

Питер шел по берегу, поглядывая из любопытства, не увидит ли он то место, где женщина выбралась из реки. Увидеть его легко: трава там будет примята, а сухая бурая земля — влажна от воды, стекавшей с мокрой одежды. Что стало с женщиной, его не волновало: он ненавидел и боялся ее, но ум его требовал ясности, а здесь произошло событие, которое еще не завершилось. И пока оно не закончится, он не знал, как к нему относиться, как вспоминать о нем и не лучше ли вовсе не вспоминать. Эти двое что-то сделали с рекой; он знал, что в душе ему придется настолько перестроиться, что в конце концов она уже не будет той рекой, прежней. Верно, она не такая уж отшельница; каким-то непостижимым образом она объединилась с ними, и это немножко удивляло его, как удивляется человек, обнаружив, что его старый, скромный друг предается дешевым, вульгарным развлечениям.

Все равно она лучше чьей-то чужой реки, туннель под водой принадлежал ему, только ему, и ребристые акведуки, и леса редких водорослей — тоже. Его все равно будет тянуть сюда, даже если изменится его отношение к реке.