Игорь Соколов - Как моя жена изменяла мне (сборник)

Через час они уже забылись сладким сном, а полчетвертого утра внезапно приехала от матери жена Эскина. Она тихо открыла дверь своим ключом и в темноте легла к Эскину, приобняв его спину.

Эскин с ужасом проснулся, почувствовав себя с двух сторон зажатым женскими объятьями. На какой-то миг ему даже захотелось умереть, но, вспомнив, как вчера сосед Тимохин обещал набить ему морду, раздумал. Для того чтобы как-то выйти из этого идиотского положения, он начал толкать в бок свою спящую любовницу.

– Что тебе еще надо?! – громко огрызнулась проснувшаяся любовница.

– Кто это здесь?! – дрожащим шепотом пролепетала жена.

– Да, ну вас на хрен, – заругался Эскин, и почувствовав разоблачение, быстро поднялся с постели, и перешагнул через уже примолкшую любовницу, затем схватил одежду с ботинками в зубы, и выбежал из квартиры. Одевался он, стуча от холода зубами, в соседнем подъезде.

– Черт, черт! – вздрагивая всем телом, приговаривал он, – и надо же такому случиться!

Последние предутренние часы Эскин бродил по улицам, силясь разобраться со своими чувствами. Потом он все же набрался храбрости и вернулся домой. По лестницам он шагал на цыпочках как начинающая свою нелегкую поступь балерина. Дверь открывал ключам так осторожно, будто взламывал сейф, в котором лежало не меньше миллиона долларов.

В комнате никого не было, только на кухне горел свет, и в стеклянном проеме двери виднелись две тени. Эскин приоткрыл дверь и ахнул, две женщины с распухшими, да еще и с окровавленными мордами, с безумным вниманием и нежностью обмазывали друг друга зеленкой и тихо вздыхали, и молча плакали. На минуту Эскину почудилось, что ему все это снится.

– А ты знаешь, Эскин, что это моя сестра, пусть и двоюродная, но все же сестра, сеструха, – неожиданно прервала молчание его жена, и Эскин стыдливо поежился, и опять быстрее молнии кинулся из дома.

– Черт, черт, – приговаривал Эскин, стремглав пролетая лестничные пролеты, – с ума сойти и не проснуться!

– Эх, с хмельной познаться, с честью расстаться! А тут ваще, ирония судьбы! – минутой позже шептал он, обходя заснеженный двор.

– А что будет потом?! Ведь сестры, не чужие люди, глядишь, помирятся, и меня простят! – Эскин с надеждой в голосе, развернулся на 180 градусов к дому, – помирятся, простят, простят, помирятся, а потом, а теперь… А теперь они меня будут трахать сообща, – со страхом думал Эскин, шевеля ногами легкие сугробы.

Часто вздыхая, он приглядывался, еще не понимая, что две хорошо знакомых ему морды, торчащие из окна на пятом этаже, целятся в него одновременно из двух пистолетов.

Выстрелы прогремели одновременно, но Эскин все же остался жив. Однако по какой-то странной иронии судьбы он лишился своих ушей…

С тех пор, как жена со своей сестрой отстрелили Эскину уши, Эскин впал в депрессию. Конечно, в институте красоты из оставшихся рваных кусочков ему все же кое-что сшили, к тому же Эскин отрастил длинные волосы с бородой и почти скрыл свое физическое уродство, но вот жена с сестрой продолжали действовать ему на нервы.

Каждую ночь по очереди Эскин должен был удовлетворять то жену, то ее сестру, то обеих сразу. От такой суровой жизни Эскин запил. Это помогло, но совсем ненадолго. К тому же, жена с сестрой заставили его вшивать торпеду, и теперь Эскин не мог пить. Тоска разрасталась как тропическое растение, хищно обхватив несчастного Эскина за его натруженные чресла.

На работе у Эскина уже царила одна неудача. Рабочие увидев, что начальник запил, начали тут же все подряд выносить-воровать, а когда Эскин перестал пить, они уже не могли никак остановиться, из-за чего Эскин поувольнял всех рабочих, а потом и вовсе закрыл предприятие.

Однако жена Эскина продолжала работать на ферме и разводить свиней, извлекая пи этом немалые доходы.

Сестру же свою она приставила к Эскину, чтобы та следила, как бы Эскин из-за своей хандры не наложил на себя руки. Однако, сестра вместо того, чтобы за ним следить, как просила ее жена, заставляла его, бедного, даже днем заниматься с ней любовью.

– Я что тебе, спермозавр, что ли?! – жаловался Эскин, обреченно поглядывая на смятую постель, на которой возлежала его бывшая любовница, – и не проси, я днем отдыхаю от вас, и знать вас не знаю, ни тебя, ни жену свою!

Но стоило ей только вытащить из ящичка два пистолета, как Эскин тут же с готовностью ложился в постель. Так шли дни, месяцы, а Эскин все страдал и мучился, худел и думал, как бы ему получше обустроить свою жизнь.

– В конце концов, эта половая обыденность доконает меня, – думал Эскин, опять укладываясь в постель с сестрой своей жены, – надо что-то придумать, иначе я просто сойду с ума!

Теперь уже никакой очередности в интимных отношениях не было, просто сестра жены пользовалась Эскиным днем, а жена ночью. Однажды Эскин все же кое-что придумал, притворившись больным, он отправил сестру жены за лекарствами, а сам в это время начал укладывать свои вещички в чемодан. Чемодан был большой и тяжелый, поэтому Эскину пришлось позвать на помощь соседа.

– На Луну что ли собрался?! – хихикнул сосед Тимохин.

– На нее, родимую, – кивнул головой Эскин и они, протащив через ручку чемодана палку, стали осторожно выносить его к выходу. У подъезда Эскина уже поджидало вызванное им по телефону такси.

– Если хочешь, поезжай со мной, – предложил Эскин.

– А что, мне хоть к черту на рога, – неожиданно согласился Тимохин, – кстати, а куда мы едем? – спросил он у Эскина, уже сев на заднее сидинье такси.

– Пока еще не знаю, – осторожно вздохнул Эскин, – самое главное, куда-нибудь подальше отсюда! Чтоб жена не нашла!

– Ну, ты друг и даешь, – удивился таксист, но все же тронулся с места.

По дороге Эскин купил целый ящик водки, ящик мандаринов и шестнадцать батонов краковской колбасы, и они все втроем – Эскин, Тимохин и таксист выехали из города на природу. Таксист остановился у какого-то лесного озерка, у него неожиданно в багажнике нашлось несколько шампуров и они насадили на них краковскую колбаску, и разведя костерчик на берегу озерка, начали пьянку.

– Я уже, наверное, сто лет не пил, – честно признался Эскин, – как торпеду вшили, так сразу будто на дно пошел! Живу как подводник, ничего окромя квартирки своей не вижу! А все бабы, чтоб им пусто было!

– Так у тебя торпеда вшита?! – удивился таксист.

– Ничего, я тоже с торпедой пил, – беззаботно махнул рукой Тимохин, – и как видишь, еще живой пока! Это все врачи мозги нам пудрят! А ежели очень поверишь, то так и откинуться недолго!

Неожиданно у Эскина зазвонил сотовый телефон, он услышав голос жены, тут же заматерился и бросил телефон в воду.

– Что это с тобой?! – удивился таксист.