Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

В самом углу стоит старый том в коричневой обложке. Как он попал туда, я не имею понятия, потому что это одна из книг, выуженных из коробки у двери книжной лавки в Эдинбурге, купленная за три пенса. Остальные ее потрепанные братья собрались в амфитеатре, но эта каким-то образом пробралась в благородное общество, занимающее места в партере. Но книга эта достойна небольшого рассказа. Возьмите ее, пролистайте. Видите, какая она тяжелая, какая у нее плотная кожаная обложка? А теперь откройте форзац. «Ex libris Guilielmy Whyte. 1672», – гласит выцветшая бледно-желтая чернильная надпись. Интересно, кем был этот Вильям Уайт, и чем занимался он во времена «Веселого монарха»? {259}Судя по угловатому почерку, это мог быть какой-нибудь прагматичный адвокат. Год печати 1642, так что издана она примерно в то время, когда отцы-пилигримы только отправлялись в свой новый американский дом {260}, и голова первого Карла еще крепко сидела на плечах {261}, хотя, несомненно, слегка шла крýгом от того, что происходило вокруг. Книга на латинском (правда, Цицерон {262}вряд ли бы восхитился такой латынью) и посвящена законам ведения войны.

Я так и представляю себе какого-нибудь педантичного Дугалда Дальгетти, прячущего эту книгу под латами или в седельной сумке и сверяющегося с ней при каждом удобном случае. «Ага, колодец! – восклицает он. – Интересно, а его можно отравить? Проверим». Извлекается книга, грязный указательный палец медленно опускается по странице. «Ob fas est aquam hostis venere» [16], – и так далее. «Так-так, не разрешается. Но в амбаре засели враги, что с ними делать? Заглянем в книгу». «Ob fast est hostem incendio» [17], – и так далее. «Ага! – восклицает он, – Мы можем их поджарить. Шевелись, Амброзий, тащи сено, доставай трутницу» {263}. Собрание законов ведения войны было серьезным делом в те дни, когда Тилли брал Магдебург {264}, а Кромвель {265}вынужден был оставить свое хозяйство и взяться за меч. Да и сейчас, во время какой-нибудь долгой кампании, когда люди грубеют и озлобляются, такая книга была бы весьма полезной. Многие из этих законов непреложны, и еще не прошло и ста лет с тех пор, как высоко дисциплинированные британские войска заявили свои ужасные права в Бадахосе и Сиудад-Родриго {266}. Недавние европейские войны были столь быстротечными, что дисциплина и человечность в рядах войск просто не успели разложиться, но и в наши дни любая затяжная война покажет, что природа человека неизменна.

Видите вон тот ряд книг, который занимает большую часть полки? Это моя гордость, собрание военных мемуаров наполеоновских войн. Существует предание о том, как один неграмотный миллионер поручил торговцу разыскать и купить по одному экземпляру всех книг на любых языках, в которых бы рассказывалось о Наполеоне. Он думал, что они займут шкаф в его библиотеке, но был премного удивлен, когда через несколько недель получил от своего торговца записку, в которой тот сообщал, что приобрел уже сорок тысяч томов и спрашивал, что ему делать: отправлять то, что уже есть, или дождаться, когда будет собран полный комплект. Не берусь утверждать, что цифры точны, но это, по крайней мере, говорит о том, насколько неисчерпаема эта тема и как легко можно заблудиться среди огромного лабиринта литературы, посвященной наполеоновскому вопросу, потратив на ее изучение годы и так и не получив какой-либо ясности. Впрочем, можно попытаться охватить какую-нибудь отдельно взятую область (как это сделал я с военными мемуарами), и тут есть надежда обрести некоторую законченность.

Вот, например, воспоминания барона де Марбо {267}, первые военные мемуары в истории. Это полное трехтомное французское издание с красно-золотой яркой и débonnaire [18], как и его автор, обложкой. Вот он, на одном из фронтисписов {268}, изображен капитаном его любимых chasseurs [19]. Приятное круглое мальчишеское лицо. А вот он и на другом: бульдожья физиономия полного генерала. Волосы поседели, но взгляд все такой же отчаянный. Мне было больно слышать, когда кто-то поставил под сомнение подлинность мемуаров де Марбо. Гомер может раствориться в толпе первобытных бардов, даже Шекспира могут сбросить с трона какие-нибудь последователи Бекона {269}, но живой, искренний, неподражаемый де Марбо! Его книга – лучшее из изображений солдат наполеоновской армии, которые, на мой взгляд, намного интереснее своего великого предводителя, хотя его я, конечно же, считаю самой выдающейся фигурой в истории. Но эти солдаты, с их огромными киверами {270}, шерстяными ранцами, стальными сердцами, что это были за люди! И какая огромная внутренняя сила должна быть во французском народе, если он мог двадцать три года подряд почти без перерыва лить кровь своих сынов!

Столько времени понадобилось для того, чтобы выработать весь тот горящий фермент, который Революция оставила в сердцах этих людей. И все равно огонь в них не погас, потому что последняя битва, в которой приняли участие французы, была самой лучшей. Как бы мы ни гордились победой нашей пехоты у Ватерлоо, лавровые ветви в этом эпическом сражении должны быть отданы французской кавалерии. Они наголову разбили лучшие части нашей конницы, они несколько раз захватывали наши артиллерийские позиции, они смели с поля боя почти всех наших союзников, пока наконец не отошли назад, не растратив ни капли боевого духа. Почитайте «Мемуары» капитана Гроноу, эту легкую книжицу в желтой обложке – вон она стоит, – которая живее изображает ту эпоху, чем любые претенциозные тома. Вы поймете, какое искреннее восхищение вызывали действия французской конницы у наших офицеров.

Заглядывая в историю, нужно признать, что мы не всегда были хорошими союзниками или великодушными боевыми товарищами. В первом случае вина лежит на нашей политике, где одна политическая партия только рада разрушить то, чего добилась другая. Авторы последнего нашего международного договора столь же непреклонны, как и тори при Питте {271}и Каслри {272}или виги во времена королевы Анны, но рано или поздно им на смену придут новые политики. В конце войн Мальборо {273}мы, сославшись на изменившиеся внутригосударственные условия, неожиданно объявили о мире, чем поставили наших союзников в довольно шаткое положение. Так же мы поступили и с Фридрихом Великим, то же повторилось бы и в наполеоновские времена, если бы к власти пришел Фокс {274}. Что касается наших боевых товарищей, то как же мало добрых слов было сказано нами в адрес удивительной стойкости, которую проявила прусская армия под Ватерлоо! Нужно почитать француза Гуссе {275}, чтобы понять их истинную роль. Вспомните Блюхера {276}, армия этого семидесятилетнего старика, накануне была разбита, и тем не менее он находит в себе силы пообещать помощь Веллингтону, даже если для этого ему самому придется сесть в седло. И он выполнил свое обещание.